Константин Телегин - Войны несчитанные вёрсты

С приближением фронта население снималось поголовно с мест и, нагрузив самый необходимый скарб на всякого рода тележки и коляски, начинало пешее движение, вернее, бегство на запад. Вполне понятно, что при высоком темпе продвижения войск беженцы попадали в полосу военных действий, как могли укрывались и, пропустив войска, продолжали двигаться на запад, теперь уже в тылу наших войск.

Что же сказать? В этом скорбном людском потоке в некотором смысле олицетворялась справедливость исторического урока. Жители восточных областей Германии, тех, что были образованы на захваченных у Польши землях, теперь могли на себе испытать последствия авантюристической политики гитлеровского руководства, обещавшего своему народу все богатства захваченных стран, испытать те беды и несчастья, в которые были ввергнуты народы порабощенных государств.

Но при всем прочем потоки беженцев, оказавшиеся на дорогах нашего фронтового тыла, настолько плотно забили все коммуникации, что это привело к серьезнейшим помехам в работе транспорта. Часто даже танки вынуждены были задерживаться у перекрестков дорог, пропуская неуправляемые, охваченные животной паникой колонны беженцев, среди которых было много детей и престарелых.

Буквально в первые дни появления наших войск на территории Германии Центральный Комитет партии ужо дал указание о проведении в войсках разъяснительной работы по поводу целей и задач Советского государства на заключительном этапе войны в связи с выходом Красной Армии в пределы территории вражеского государства. Оставляя главной задачей наступление на Берлин и овладение столицей германского фашистского государства, Центральный Комитет партии ориентировал весь личный состав войск на гуманное отношение к немецкому населению.

9 февраля 1945 года в редакционной статье газеты "Красная звезда" подчеркивалось, что гнев советских людей не может быть безрассуден. Уничтожая гитлеровские войска, советский воин не может унижать свое достоинство и дискредитировать Красную Армию - освободительницу в глазах трудящихся мира.

Как может понять читатель, задача эта была непростой. Подавляющее большинство бойцов и командиров наступавшей Красной Армии вынесло на своих плечах не поддающиеся описанию тяготы бесконечно долгой войны, у каждого из воинов наших погибли в ее огне родные, друзья, товарищи по оружию. Можно понять настроения людей, которые, преодолев все это, пришли для справедливого возмездия на проклятую землю, на территорию государства, обрушившего на нас лихую беду истребительной, нечеловечески жестокой войны. Поистине сложно было разобраться, кто в этих бесконечных колоннах беженцев больше и кто меньше виновен в том горе, которое фашизм принес на нашу землю.

В одной из многочисленных поездок по дорогам фронтового тыла мне довелось стать невольным свидетелем случая, в котором, как в капле воды, отразились удивительные душевные черты советского человека.

Подъезжая к перекрестку дорог у Ландсберга (Гожув-Велькопольский), мы вынуждены были остановиться перед запрудившей дорогу медленно бредущей толпой беженцев. Впереди нашей машины стояла группа бойцов, как потом оказалось, из маршевого подразделения 266-й стрелковой дивизии 5-й ударной армии, остановившегося, очевидно, скорее из любопытства, чем по необходимости.

Беженцы шли молча, кто катил какое-то подобие тележки, кто вез немногочисленный скарб в детской коляске, кто просто тащил свои пожитки в мешке или наматрацнике, взвалив его на спину. Слышалось только тяжелое дыхание множества людей и чавканье под ногами холодной грязи.

Вдруг на противоположной стороне дороги громко зашелся криком грудной ребенок. Судя по всему, плакал он на одном месте. Примерно с минуту бойцы молча прислушивались к этому плачу. Толпа же никак на него не реагировала, люди шли как бы в состоянии тупого безразличия ко всему окружающему.

И тогда один пожилой боец решительно втиснулся в поток беженцев и, подняв над головой автомат, властно остановил колонну.

- Стоять! Хальт! - приказал он, подкрепляя приказ выразительным движением руки. Затем подошел к лежавшему на земле свертку за дорожным кюветом, поднял его и вынес на дорогу. Развернув одеяло, он озабоченно покачал головой, потом, оглядев настороженно замершую колонну, подошел к женщине, молодой, высокой и крепкой на вид, которая катила перед собой детскую коляску с пожитками и терпеливо ждала, когда же наконец разрешат двигаться дальше. Попробовав рукой груз в коляске и убедившись, видимо, что ничего жесткого в ней нет, боец осторожно положил сверху принесенного ребенка, после чего пристроил в его ногах скинутый было узел.

- Гитлер капут! - сказал боец растерянно наблюдавшей за всеми его действиями женщине. - А ребенку еще жить да жить положено. Он-то ни в чем не виноват. А той, что его бросила в трудную минуту, спасая свою шкуру, позор.

Немка попыталась что-то возразить, но боец перебил ее:

- Если в тебе еще хоть что-то бабье осталось, так пригляди, не дай пропасть. Будешь этому дитю мать, мутер. Поняла?

Немка наконец поняла.

- "Мать, мутер", - повторила она как-то механически и вдруг улыбнулась сквозь слезы. - Я, я! - закивала она головой.

- Ну и ладно, - облегченно произнес боец. - Но пусть, кто знает русский язык, переведет ей, что я ее в лицо запомнил. Если бросит ребенка, пусть на себя пеняет. Под землей разыщу! Теперь все можете идти дальше. Только у кого совесть чиста, возвращались бы домой - мы с мирным населением не воюем.

На фоне развернувшихся событий, постине исторических задач, которые решал фронт, этот эпизод не отличался ни масштабностью, ни последствиями. Да и влияния на ход развития операции он не мог оказать практически никакого, а вот запомнился мне на всю жизнь, видимо, потому, что наполнен был огромным общечеловеческим смыслом, что в нем отразилась сама духовная сущность советского воина, та неисчерпаемая человечность, которая снискала столь глубокое уважение всех освобожденных народов к бессмертному подвигу Красной Армии, разгромившей фашизм ценой неисчислимых жертв и страданий.

...До первых дней февраля вся наша партийно-политическая работа была сосредоточена на подготовке к штурму Берлина. Берлин был, в сущности, рядом. Казалось, вот он, преодолеть бы только оборонительный рубеж противника по Одеру, и через несколько километров начнутся предместья столицы фашистского разбойничьего государства. И можно себе представить, как была воспринята в войсках новость об изменении направления действий войск фронта. Теперь не на запад, а на север и частично на юг, поскольку и на левом фланге можно было ожидать неожиданностей всякого рода и там могла в любую минуту возникнуть угроза удара противника - ведь за левым флангом нашей 33-й армии стык с войсками 1-го Украинского фронта только набирал необходимую прочность.