Саймон Монтефиоре - Красный монарх: Сталин и война

– Полина, вы позвали меня к себе в кабинет и предложили близкую связь, – заявил он.

– Иван Алексеевич, да как вы можете такое говорить! – воскликнула пораженная Молотова.

– Не отрицайте это!

– Я не имела никакой связи с X., – утверждала она. – Я всегда считала Ивана Алексеевича X. ненадежным человеком, но никогда не думала, что он подлец и мерзавец.

– Я напоминаю вам о моих детях и бедной семье! – воззвал к ее милосердию X. – Признайтесь, что вы виноваты передо мной. Вы вынудили меня вступить с вами в близкую связь.

Даже в тюрьме Полина Семеновна Молотова продолжала играть роль благородной дамы. Кто-то из заключенных слышал ее крики.

– Позвоните моему мужу! – требовала она. – Пусть он пришлет мне мои таблетки от диабета! Я больна. Я инвалид! Вы не имеете права кормить меня такой дрянью!

Больше о Полине Молотовой, ставшей объектом № 12, никто не слышал. Многие считали, что она умерла. Лаврентий Берия, сыгравший в «еврейском деле» совсем незначительную роль, благодаря своим контактам знал, что с ней.

– Полина жива! – заговорщически шептал он Молотову на заседаниях политбюро.

Сталин и Абакумов решали, кого делать главным обвиняемым в «еврейском деле». Сначала они остановились на кандидатуре Полины Молотовой, но потом пришли к выводу, что главным действующим лицом лучше назначить Соломона Лозовского.

Полину Молотову приговорили к пяти годам ссылки. Это был довольно мягкий приговор, учитывая обвинения и наказания, вынесенные ее арестованным товарищам и родственникам. Ссылку она отбывала в Казахстане, в Кустанае. Полина начала пить, но сумела побороть пагубную привычку. Позже она рассказывала дочери, что в тюрьме необходимы три вещи: быть чистой; иметь хлеб, чтобы не умереть с голода; есть лук, чтобы не болеть. По иронии судьбы в ссылке она подружилась с несколькими сосланными много лет назад в Казахстан кулаками. Эти невинные крестьяне, которых она вместе с мужем так хотела ликвидировать как класс, оказались добрыми людьми и спасли ей жизнь.

Полина никогда не переставала любить Вячеслава Михайловича. «Мы не виделись четыре года, – писала она из Кустаная. – В моей странной и ужасной жизни пролетели четыре вечности. Только мысль о тебе и о том, что тебе могут понадобиться остатки моей измученной души и вся моя огромная любовь к тебе, заставляет меня продолжать жить». Молотов тоже продолжал любить жену. Ужинал он сейчас в одиночестве, но каждый вечер просил служанку накрывать и на нее. Вячеслав Михайлович понимал, что Полина страдает из-за него.

Сталин исключил Молотова из высшего эшелона власти. Анастасу Микояну вождь еще доверял. По крайней мере настолько, что послал этого армянина с безукоризненными манерами в секретную командировку в Китай. Микоян должен был оценить Мао Цзэдуна. Председатель Мао тогда как раз заканчивал завоевание всего Китая.

Гражданская война в Стране драконов близилась к концу. Сталин допустил очередную ошибку и теперь изумленно наблюдал, как у него на глазах разваливается режим Чана Кайши. До 1948 года успехи Мао Цзэдуна никак не входили в сталинскую политику партнерства с Западом, но начавшаяся холодная война заставила его пересмотреть позицию Советского Союза. Сейчас генсек видел в Мао потенциального союзника, хотя и говорил Берии, что Председатель Мао – «маргариновый» марксист.

31 января 1949 года в обстановке строжайшей секретности Микоян прибыл в штаб Мао Цзэдуна в провинции Хубэй. Там он встретился с Председателем Мао и Чжоу Эньлаем и вручил им подарки от Сталина. Кроме того, армянин передал Мао Цзэдуну, что американец, находившийся при его дворе, является шпионом и должен быть арестован. Сталин («товарищ Филиппов») поддерживал связь с Микояном («товарищем Андреевым») через Теребина, доктора главного китайского коммуниста и по совместительству шифровальщика.

Поездка Микояна прошла успешно. Анастас признавался, что надеялся отдохнуть от ночного образа жизни Сталина, но с ужасом узнал, что Мао тоже работает по ночам.

Анастас Иванович вернулся в Москву с чувством выполненного долга, однако в столице его ждали плохие новости. Сталин снял его и Молотова с постов министров внешней торговли и иностранных дел соответственно. Правда, оба остались заместителями премьера. Затем Сталин обвинил Микояна в том, что тот нарушил секретность китайской поездки.

Дома Анастас спросил у сына, Степана:

– Ты кому-нибудь говорил, что я ездил в Китай?

– Только Светлане, – ответил Степан.

– Больше никогда не болтай.

Невинные слова Светланы, сказанные отцу, поставили Микоянов в опасное положение. Сталин не забыл арест детей Микояна в 1943 году. Они по-прежнему находились под наблюдением.

– Что случилось с твоими детьми, которых когда-то арестовали? – неожиданно поинтересовался он у Микояна. – Думаешь, они заслуживают права учиться в советских институтах?

Анастас промолчал, но понял, что над его головой сгущаются тучи. Он ждал, что чекисты приедут за его сыновьями, но детей не тронули.

Похоже, внимание вождя отвлекли другие соратники. Сейчас он сердито бормотал, что Ворошилов был английским шпионом, и практически перестал с ним встречаться.

Молотов и Микоян, хотя и потерявшие значительную часть власти, продолжали оставаться на вершине советского Олимпа. Эстафету вождя подхватили Георгий Маленков и Лаврентий Берия. Преемники, отобранные лично Сталиным, стали жертвами их кровавой вендетты.

Два негодяя вели свою игру только по крупным ставкам. На кону стояла жизнь. Впрочем, Иосиф Виссарионович и сам уже созрел для того, чтобы срезать головки самых высоких маков. Жертвами должны были стать одаренные ленинградцы. Устраняя их, Сталин надеялся сохранить верховную власть. На посту премьер-министра его должен был сменить Николай Вознесенский. Как рассказывал Чадаев, Вознесенский был о себе очень высокого мнения. Он считал, что интеллектом уступает только Сталину. Ему на самом деле было чем гордиться. В сорок четыре года Вознесенский стал самым молодым членом политбюро. Он почти всегда говорил Сталину правду. Вождь не только не сердился, но и хвалил его за искренность. Эта близость, однако, сыграла злую шутку. У Вознесенского возникло ощущение вседозволенности. Откровенным он был не только со Сталиным. Николай Вознесенский бравировал тем, что является русским националистом. Никто лучше него не мог наживать себе врагов. Сейчас, после смерти Жданова, из пепла воскрес очень опасный соперник – Маленков. Да и Лаврентий Берия побаивался выскочки из Ленинграда, мечтая захватить экономическую власть.

Иосиф Виссарионович обратил внимание на то, что промышленное производство выросло в последнем квартале 1948-го, но упало в первом следующего года. Это было вполне нормальным сезонным колебанием, но вождь тем не менее попросил Вознесенского выравнять показатели. Николай Вознесенский, возглавлявший Госплан, пообещал это сделать. Однако слово не сдержал. Боясь гнева вождя, он решил скрыть статистические данные. На его беду, об этом каким-то образом узнал Лаврентий Берия. К тому же бывшему чекисту сообщили, что из Госплана таинственным образом пропадают сотни секретных документов. Берия рассказал об этом Сталину. Тот, по словам присутствовавшего при разговоре Микояна, сначала был поражен, потом пришел в ярость.