Павел Фокин - Твардовский без глянца

«Во внешнем виде хутор никаких отличий от обычных крестьянских построек такого типа не имел. Не было только „круглого двора“. Под „круглым двором“ у крестьян подразумевалось: две хаты, разделенные сенями, – лицевая сторона четырехугольника; остальные три стороны застраивались хлевами для скотины. В одной из стен четырехугольника для въезда во двор устраивались ворота. Так вот, такого „круглого двора“ у Твардовских не было». [2; 16]

Иван Трифонович Твардовский:

«Хочу сказать об условиях нашей тогдашней жизни. Хата площадью чуть поболее тридцати квадратных метров – на девять, а в 1925 году на десять душ! Применялись самые изощренные „уплотнения“, чтобы как-то разместиться для сна. В маленькой спальне родителей, впритык к их кровати, – настил от стенки до стенки. Над кроватью – полати, где должны были спать Константин и я. Без сноровки-тренировки взобраться туда было совсем не просто: первому помогали снизу, поддерживали ногу, второму помогал уже тот, кто оказался наверху. За печью, сразу от входных дверей, – клетушка с настилом. Там тоже кто-нибудь спал, хотя под настилом содержался в холодное время теленок. А еще выше – спальное место бабушки Зинаиды Ильиничны, матери отца.

Честно говоря, мне и самому сейчас трудно представить, как мы тогда жили». [2; 20]

Александр Трифонович Твардовский. Из рабочих тетрадей 1943 года:

«С младенческих лет осталось в душе чарующее и таинственное впечатление стен родной избы, оклеенных какими-либо картинками, газетами, особенно это в период войны 1914– [19]18 гг. И еще раньше. Помнится, напр[имер], какая-то рекламная картинка, где было изображено что-то, о чем лишь по-взрослому могу догадаться: женщина в длинной юбке с какой-то большой буквой над головой. Это, кажется, был крендель. У нас, детей, эта картинка называлась: „барыня букву съела“. Потом шли годы и годы, и ложились на стены той же избы новыми пластами наклеенных газет, книжных страниц, плакатов. По ним можно было бы писать историю всех этих лет ‹…›». [10; 175]

Константин Трифонович Твардовский:

«Деда, Гордея Васильевича Твардовского, я как бы впервые увидел, когда мне было лет пять. Это был уже старый человек, выше среднего роста, седой – с прозеленью в густых волосах, с такой же седой бородой. Опершись на длинную палку и держа в руках большую книгу в переплете из дерева и кожи, дед пас скотину и читал эту книгу». [12; 128]

Александр Трифонович Твардовский. Из дневника:

«Дед мой, Гордей Васильевич, служил старую двадцатипятилетнюю солдатскую службу в Варшаве, в крепостной артиллерии, в звании бомбардира-наводчика. Помню его черный с красной окантовкой мундир, в который он обряжался, отправляясь пешком за 50 верст в город за своей немалой по тем временам пенсией – 3 руб. в месяц. Позже я узнал, что такая пенсия была ему не просто за безупречную службу, а еще и за ранение, или, вернее сказать, увечье, полученное, правда, не в бою, а на каких-то учениях, когда колесом пушки ему повредило правую ногу». [9,VII; 163]

Константин Трифонович Твардовский:

«Бабушка наша, Зинаида Ильинична, хотя была намного моложе деда, однако тоже помнится старенькой, небольшого роста, с полуседыми волосами. О других чертах облика бабушки того времени я сказать ничего другого не могу. Интересно, что мать и отца я помню с более позднего времени. Видимо, общались мы с дедушкой и бабушкой больше, чем с отцом и матерью. ‹…›

Бабушка родилась и выросла в Варшаве. Отец ее, Илья Тарасов, служил вместе с нашим дедом. Были они одного года призыва. Родом отец бабушки из Краснинского уезда Смоленской губернии, из деревни Барсуки, ныне Починковского района. Как дед Гордей, так и прадед Илья были крепостными, даже бабушка, несмотря на то, что родилась в Варшаве в солдатской семье, тоже была крепостной до дня отмены крепостного права.

По рассказам бабушки, солдатам, служившим в крепости и женатым до службы, по прошествии года или двух можно было вызвать к себе жену. Им давали комнату в специальной семейной казарме. Илья Тарасов был женат до службы и вызвал письмом жену из Барсуков в Варшаву. Через положенное время в семье солдата Ильи Тарасова родилась девочка, которой при крещении было дано имя Зинаида.

Служба шла своим порядком. Подрастала Зина. К тому времени, как отцу демобилизоваться, Зина была настоящей невестой – немного курносая, темноволосая, большеглазая. Гордей Васильевич вместе с Тарасовым кончал службу, которая длилась двадцать пять лет. Как сложились сватовство и женитьба, бабушка не рассказывала, а возвратился со службы Илья с зятем Гордеем. ‹…›

Шло время, семья увеличивалась, несмотря на большую разницу супругов в возрасте. Твардовские родили и воспитали семерых детей. Седьмым, последним ребенком был мальчик Триша. ‹…›

После окончания школы Триша года два жил в семье, не имея постоянного занятия. Стал он просить отца отдать его в кузнецы, т. е. в обучение кузнечному делу. ‹…›

Кузница, в которую был отдан Триша в ученье, находилась в деревне Бобыри, недалеко от имения Талашкино, в верховьях реки Сож. Принадлежала она Молчановым, широко известным в округе кузнецам. ‹…›

Отработал Триша у Молчановых четыре года и стал хорошим кузнецом. Иногда в последние годы работы у Молчановых удавалось Тришке (так звали его Молчановы) иметь полутайный заработок в десять-тридцать копеек, но не каждый день. Гордей Васильевич заработанные Тришей деньги не брал, а если и брал, то на хранение. Сам Триша очень бережно относился к своему малому заработку, собирал, как говорится, по копейке. За несколько лет он собрал около двухсот рублей, что позволило, выйдя из ученья, построить свою кузницу в Барсуках и приобрести хорошее оборудование для кузницы: мех, наковальню, тиски, точило, сверлильный станок ручного действия. ‹…›

Хорошую одежду Трифон Гордеевич очень любил и в молодости всегда имел ее, пока не разрослась семья. На моей памяти у отца было два довольно хороших костюма и хромовые сапоги. Многие из соседей одалживали у отца костюмы для особо важных и торжественных случаев, например для свадеб. ‹…›

Шесть лет упорного тяжелого труда привели Трифона Гордеевича к намеченной цели. Старая отцовская хата была заменена новой, более просторной. Также перестроен был двор, и на нем впервые за десятки лет заржала первая лошадь. Хороший гнедой мерин, купленный у богатого хозяина в Барсуках и до пяти лет не знавший упряжки, был непокорного характера. Трифон Гордеевич покорил коня лаской. И всю жизнь тепло, с любовью вспоминал этого славного гнедого коня. ‹…›

Трифон Гордеевич был среднего роста, сероглаз, темнорус, со светло-рыжими усиками, круглолицый и розовощекий. Можно утверждать, что в молодости был красив и довольно силен». [12; 128–133]