Владимир Шигин - Адмирал Нахимов

– Никак на целую милю растянулись! – подал голос из-за спины верный Остено.

– Да уж! – хмыкнул вице-адмирал, продолжая движение. Десять шагов в одну сторону, десять в другую.

Нахимов приложил к глазам зрительную трубу прошелся ей вдоль турецкой линии и, затаив дыхание, остановил трубу. В предметном стекле был отчетливо виден большой фрегат. Неужели это «Фазли Аллах»? Не может быть? Нахимов еще раз придирчиво осмотрел корпус и рангоут. Действительно он! Ну, наконец-то, встретились. Теперь-то он его не упустит.

Командир «Марии» Барановский вынул из кармана сюртука серебряный «мозер». Ногтем открыл крышку с двуглавым орлом. Было без пяти минут двенадцать. Спрятал часы. Нахимов по-прежнему прохаживался у фальшборта, посматривая в строну турок.

– Вон видите, Петр Иванович, на турецких пароходах пары разводят, никак нас атаковать намереваются! – кивнул вице-адмирал, подходящему к нему командиру «Марии».

– Ваше превосходительство, двенадцать выходит! – обратился Барановский к командующему.

– Корабельный устав никто не отменял! Велите поднять эскадре полдень! – распорядился Нахимов и, взяв зрительную трубу, снова принялся разглядывать дымящие пароходы.

Вахтенный мичман быстро отобрал нужные сигнальные флаги. Сигнальщики сноровисто прицепили их к фалу. Вот свернутые флаги медленно поползли вверх по фалу грот-брам-стеньге и наконец, в вышине рассыпались разноцветным сигналом.

Очевидец пишет: «Взоры всех устремлены на «Марию». Какую команду даст сейчас флагман? Внезапно по фалам линейного корабля взлетели вверх сигнальные флаги. Все напряглись. Наверное, адмирал собрался сообщить что-то весьма важное. Когда же читают сигнал, то оказывается, что Нахимов сообщает: «Адмирал указывает полдень». Поступок чисто нахимовский! Сколько в нем глубокого смысла. Командующий успокаивает людей, показывает им, что все идет своим чередом и он, их адмирал, уверен в исходе предстоящего сражения».

Уже позднее бывший в Синопе австрийский консульский агент Пиргенц, сообщил, что перед началом боя русский адмирал дал знать турецкому адмиралу, что желает вступить в переговоры, и даже хотел послать шлюпку. Разумеется, на самом деле ничего этого не было. Нахимов входил на Синопский рейд сражаться, а не вести переговоры. Скорее всего, незадачливый агент принял за сигнал к примирению сигнал полдня.

Между тем с каждой минутой все более приближался скалистый берег, все ближе был виден частокол турецких судов и пики городских минаретов. Эскадра приближалась к центральной части Синопской бухты.

В двенадцатом часу дня обе колонны русских кораблей, следуя движениям флагмана, легли на курс в центр Синопского рейда. На «Марии» подняли приказ: «Учитывая порывистый ветер, адмирал приказывает при постановке на шпринг вытравить цепи на 10 саженей больше, чем было указано накануне».

И вот он, первый залп! От гулкого эха взметнулись дремавшие в волнах чайки. На наших кораблях коротко переглядывались, никак началось!

Это был первый выстрел, который дал турецкий флагман «Ауни-Аллах». Корабельные хронометры показывали 12 часов 28 минут. Так началось Синопское сражение.

– Каков ход? – поинтересовался Нахимов у вахтенного офицера мичмана Вальда.

Тот опрометью метнулся к лотовому унтер-офицеру:

– Шесть узлов, ваше превосходительство!

– Это хорошо-с, – буркнул Нахимов себе в усы.

К этому времени эскадра уже обогнула Синопский полуостров.

– Мы на траверзе мыса Боз-Тепе! – доложился Барановскому корабельный штурман, визировавший береговую линию в пелькомпас.

– Есть! – коротко отозвался командир «Мари» и поспешил к командующему.

– Павел Степанович, мы на траверзе Боз-Тепе!

– Хорошо! – кивнул головой Нахимов.

Корабли двигались медленно и в полном молчании. Лишь тихо посвистывал в такелаже ветер, да плескала за бортами волна. В этом безмолвном движении было некое священнодейство, ощущение высшей торжественности наступающей неотвратимости. И офицеры, и матросы целовали нательные кресты, творили молитвы. Каждый в эти минуты из них думал о чем-то своем, о самом для него дорогом. Каждый понимал, что с первым выстрелом его судьба более ему не подвластна. И как знать, доведется ли встретить следующее утро…

С салинга «Марии» мичман Ваня Манто прокричал срывающимся мальчишеским голосом:

– Впереди ясно вижу турецкую эскадру! Располагается в боевой линии полумесяцем под берегом. Вижу семь фрегатов и три корвета.

– Есть! – коротко отреагировал на доклад командир «Марии» капитан 2 ранга Барановский.

Ветер снес последние остатки тумана, и теперь даже с палубы было хорошо видно, что турецкие суда были поставлены на близком расстоянии от берега, береговые батареи прикрывают фланги и центр боевой линии. У якорей некоторых фрегатов были видны шлюпки, там копошились люди. Похоже, турки тоже заводились на шпринги, но почему они этого не сделали раньше? – Нахимов прохаживался вдоль фальшборта, сложив руки за спиной. Десять шагов в одну сторону, десять в другую. Наверное, если сложить все пройденное им за службу расстояние, получится едва ли не кругосветное плавание…

– Никак на целую милю растянулись! – подал голос из-за спины верный Остено.

– Да уж! – хмыкнул вице-адмирал, продолжая движение. Десять шагов в одну сторону, десять в другую.

Наши сближались по-прежнему в полном молчании. В этом молчании сквозило какое-то высшее презрение к смерти и уверенность в победе. Дойдя до неприятеля, правая колонна должна был развернуться на шпринге и палить по турам правым бортом, а левая – левым. Все, на первый взгляд, очень просто, но эта простота кажущаяся. За ней опыт многих поколений российских моряков, опыт их нынешнего флагмана.

На подходе к рейду Нахимов приказал уменьшить ход.

– С большого хода линейным кораблям при попутном ветре будет трудно согласно диспозиции встать на якорь! – пояснил вице-адмирал свою мысль стоявшему подле него старшему адъютанту Остено.

На кораблях одновременно убрали брамсели, отдали марсафалы. Фрегаты «Кагул» и «Кулевчи» с разрешения флагмана отделились от главных сил, и пошли в назначенные для них места у входа в бухту. Их задача – прикрыть эскадру со стороны моря от всяких неожиданностей.

С линейных кораблей до шканцев «Императрицы Марии» доносилась дробь барабанов и протяжные звуки сигнальных горнов. Это по приказу командующего на эскадре играли боевую тревогу.

Нахимов настолько ювелирно рассчитал курс входа в бухту, что береговые батареи № 1 и № 2 оказались слишком далеко от русских кораблей, а прислуга № 3 и № 4 батарей опоздала, так как спала в другом месте, опоздала к моменту прохода эскадры мимо этих батарей. Поэтому с началом боя нам мешали становиться на шпринг только батареи № 5 и № 6.