Владимир Шигин - Адмирал Нахимов

Моряки «Парижа» посылали последние снаряды по турецким судам, и командующий эскадрой, наблюдая за ходом боя, высоко оценивал умелые действия капитана I ранга Истомина. «Нельзя было налюбоваться, – доносил впоследствии П. С. Нахимов, – прекрасными и хладнокровно рассчитанными действиями корабля «Париж»; я приказал изъявить ему свою благодарность во время самого сражения, но не на чем было поднять сигнал: все фалы были перебиты».

Адъютант Феофан Острено, подойдя на шлюпке к борту «Парижа» под непрерывным обстрелом противника, передал морякам Истомина благодарность командующего, которая была воспринята криками «ура».

Расправившись с фрегатами, «Париж» сосредоточил внимание на батарее № 5, после чего судьба ее была так же предрешена.

Из воспоминаний очевидца: «… Картина была восхитительная. Посредине рейда, как громадные кресты над могилами, торчали мачты потопленного фрегата с реями поперек. На отмели горел турецкий пароход. Город пылал в нескольких местах… Русские корабли в дыму, как в облаках, извергали смерть и огонь. Турки не могли более бороться, они начали садиться на гребные суда, спасаясь на берег; другие, расклепывая цепи, бросались на отмели и оттуда спасались вплавь. В 4-м часу все было кончено; только два фрегата, свалившись с мели… продолжали бой, наконец, и их турки начали оставлять, лишь несколько фанатиков отстреливались из трех орудий… Федор Михайлович Новосильский рассердился. «Париж» дал залп и Синопский бой отошел в историю».

К исходу первого часа перешел перелом в сражении и боевая линия турецкой эскадры была окончательно расстроена. Фрегаты «Ауни-Аллах», «Несими-Зефер», «Дамиад», «Каиди-Зефер» выбросились на берег. От «Наеек-Бахри» и корвета «Гюли-Сефид» остались к этому времени лишь плавающие обломки. «Посредине рейда, как громадные кресты над могилами, торчат мачты потопленного фрегата с реями поперек» – писал очевидец.

Крепко досталось и другим судам, над которыми поднимался дым пожаров. Однако турки продолжали оказывать сопротивление. Начальники подбадривая матросов, кричали им о помощи из Босфора, которая вот-вот должна подойти. Некоторое время это позволяло удерживать турок у своих пушек. Против наших кораблей вели огонь к этому времени фрегаты «Фазли-Аллах», «Низамие», корветы «Фейзи-Меабуд», «Неджми-Фешан», пароходы «Таиф», «Эрекли», и береговые батареи № 3, 5 и 6.

Тем временем, на горящем «Ауни-Аллах» происходили события поистине драматические. Еще в начале боя Осман-паша получил тяжелое ранение ноги. Несмотря на это, он до последней минуты поединка «Ауни-Аллаха» с «Императрицей Марией» оставался наверху и командовал фрегатом. Когда же «Ауни-Аллах» приткнулся к отмели, Осман паша пытался, было, навести на судне хоть какой-то порядок, а самом попытаться перенести флаг на какое-нибудь дерущееся судно. Но не тут-то было! Команда вышла из повиновения. Вчера еще робкие матросы-галионджи, которые дрожали при одном взгляде на своего адмирала, теперь они с явным удовольствием плевались ему в лицо. Когда де Осман-паша пригрозил им расправой и гневом султана, они и вовсе разъярились. Раненного Осман-пашу пинали ногами, харкали ему в лицо. Затем с него сорвали с плеч дорогую шубу, которой некогда флотоводца одарил сам султан, затем стянули шелковые шальвары, сорвали с пальцев золотые перстни, забрали ключ от каюты, которую тут же и разграбили. На прощанье матросы попинали своего командующего ногами, а затем и вовсе выкинули за борт. Напрасно взывал Осман-паша к их милости и состраданию. Никто не обращал на него уже никакого внимания. Кое-как Осман-паша доплыл до остова флагманского судна, обхватил на плававшую у борта мачту и, шепча молитвы, бессильно взирал, как один за другим взрываются его суда. Эскадры его больше не существовала, а сам он, избитый и ограбленный собственными матросами, был предоставлен теперь самому себе.

Мимо Осман-паши проплывали обезглавленные и растерзанные трупы. Бухта пылала и чадила.

– О, Аллах, забери меня к себе в райские кущи! Я исполнил свой долг до конца! Вина же моя в том, что я не был сегодня счастлив! Даруй же мне быструю смерть, как избавление от позора! – шептал старый моряк.

Но судьба в тот день отказала ему даже в этой малости…

А на Синопский рейд уже входили пароходы вице-адмирала Корнилова. Его флаг развевался на мате «Одессы». На подходящих к эскадре пароходов офицеры и матросы кричали «ура». «Одесса» сбавила ход подле «Императрицы Марии». Корнилов, вооружившись рупором, беспокойно спрашивал у всех: «Здоров ли адмирал?» Выехавший на катере навстречу Корнилову командир «Константина» Ергомышев первый порадовал его:

– Слава богу, Павел Степанович жив!

Подле «Императрицы Марии» «Одесса» сбавила ход. Со шканцев линейного корабля начальнику штаба махал рукой Нахимов. Увидев наконец-то друга, Корнилов перебрался на «Марию» и сразу бросился обнимать Нахимова:

– Поздравляю вас, Павел Степанович, с победою, которою вы оказали большую услугу России и прославили свое имя в Европе!

Из воспоминаний Корнилова: «Мы могли наблюдать, как турецкие фрегаты один за другим взлетали на воздух. Ужасно было видеть, как находившиеся на них люди метались на горевших палубах, не решаясь, вероятно, кинуться в воду. Некоторые же сидели неподвижно, ожидая смерти с покорностью фатализма. Подойдя к нашему флагману «Марии», мы переправились на сей корабль…»

Увидев Нахимова, Корнилов кричал ему издали:

– Браво, Павел Степаныч!

И махал приветственно фуражкой.

Лейтенант Барятинской свидетель встречи Корнилова с Нахимовым, вспоминал: «Мы проходим совсем близко вдоль всей линии наших кораблей, и Корнилов поздравляет командиров и команды, которые отвечают восторженными криками ура, офицеры же машут фуражками. Подойдя к кораблю „Мария“, мы садимся на катер нашего парохода и отправляемся на корабль, чтобы его (Нахимова. – Е. Т.) поздравить. Корабль весь пробит ядрами, ванты почти все перебиты, и при довольно сильной зыби мачты так раскачивались, что угрожали падением. Мы поднимаемся на корабль, и оба адмирала кидаются в объятия друг другу, мы все тоже поздравляем Нахимова. Он был великолепен, фуражка на затылке, лицо обагрено кровью, новые эполеты, нос – все красно от крови, матросы и офицеры, большинство которых мои знакомые, все черны от порохового дыма…»

– Поздравляю вас, Павел Степанович, с победой! – обнял Корнилов, пропавшего порохом и гарью Нахимова. – Вы оказали большую услугу Россия и прославили свое имя в Европе!

– Да ведь я тут при чем же? – вполне искренне удивлялся Нахимов. – Ведь это все команды сделали, а я только стоял на юте и смотрел-с!

– Команды? А команды кто так обучил – не вы ли?