Н. Елисеев - Николай II без ретуши

Он был непостижим. Всякий человек непостижим. Он мечтал вернуться в XVII век. Его любимым царем был «тишайший» царь, Алексей Михайлович, не любимым – европеизатор, «революционер на троне» Петр I. И именно при нем, при Николае II, Россия стала более европейской страной, чем при каком бы то ни было другом русском царе. Именно при нем, при Николае II, в стране разразились революции.

Он исповедовал принцип самодержавия: царь ответственен за страну перед Богом и только. Между царем и народом не может быть никакого средостения в виде парламента, прессы, общественного мнения, партий. Царь и народ. Царь и Бог. Непосредственным, мистическим чудом царь так же связан с народом, как связан с Богом. Никто из русских императоров не исповедовал этот принцип с такой неистовой последовательностью, как император Николай II. И именно при нем в России возникли первый настоящий парламент, первые настоящие партии, настоящие общественно-политические журналы. При нем Россия глотнула настоящей европейской свободы. При нем был взорван последний остаток традиционного общества в России, крестьянская община в деревне. Он все делал, чтобы оставаться самодержавным властителем, ответственным перед Богом, а обстоятельства раз за разом заставляли его двигаться в сторону конституционной монархии, Запада, вестернизации и модернизации.

Во время коронационных торжеств он объяснил представителям местного российского самоуправления, земства, что все их расчеты на серьезное участие в управлении страной – не более чем бессмысленные или беспочвенные мечтания. Их дело – школы, больницы, дороги, а управлять бесконтрольно и безгранично будет он и только он. Спустя десять лет он подпишет указ о созыве первого российского парламента, Государственной думы. В опросном листе Первой всеобщей переписи населения в графе «профессия» он с гордостью напишет: «Хозяин земли Русской», чуть позже будет с той же гордостью рассуждать о том, что от его слова и настроения будет зависеть – пошлет дядя Вили (Вильгельм II) войска в Китай или не пошлет: «Как приятно чувствовать себя человеком, от слова которого зависят судьбы мира», – и кончит свои дни бесправным пленником, зависимым от конвоиров, не способным спасти не то что страну – свою семью.

Он был православным, истово верующим, соблюдающим все обряды. В его царствование было канонизировано больше святых, чем за все послепетровские царствования. И именно при нем православная церковь чаще всего ссорилась с царствующим императором. Начиная с трудной канонизации самого любимого, самого дорогого для него святого – Серафима Саровского и кончая распутинскими скандалами, Николай II постоянно конфликтовал с той церковью, которой хотел быть верен.

Он был инициатором созыва мирных конференций в Гааге и Женеве. Он и в самом деле хотел быть «апостолом мира». И именно он втянул Россию в две кровопролитнейшие войны.

Он хотел, чтобы народ полюбил его. Не буржуазия, не дворянство, не образованное сословие, парламентарии и журналисты, но простой народ, землепашцы и мелкие чиновники. Для этого он дружил и переписывался со служащим железнодорожного ведомства, Анатолием Клоповым, для этого советовался с сибирским мужиком, Григорием Распутиным (Новых). И именно при нем в центре столицы стреляли в народную демонстрацию. Именно о нем говорили в народе так, что журналист Василий Розанов вздрагивал, но старательно, впрочем, записывал: «…старик лет 60‑ти, „и такой серьезный“, Новгородской губернии, выразился: „из бывшего царя надо бы кожу по одному ремню тянуть“. Т. е. не сразу сорвать кожу, как индейцы скальп, но надо по-русски вырезывать из его кожи, ленточка за ленточкой».

Его прокляли как Кровавого и канонизировали как святого. О нем говорили, что хорошо бы ему быть частным лицом, гвардейским полковником, а не руководителем великой страны, но сам-то он вовсе не хотел быть частным лицом. Сам-то он гордился тем, что Провидение вручило ему власть над Российской империей. Он был фантастический неудачник. Он проиграл все, что только можно проиграть. В конце жизни он увидел, как его страна ввергается в любимое им время, в тот самый, чаемый им XVII век, с бунтами, бесконтрольной верховной властью, неистовой, фанатичной властью, ненавистью к Европе, к Западу. Только ввергают страну в этот самый, оказывается, очень страшный, куда уж как неуютный век его враги, крайние западники, марксисты, революционеры, экстремисты, мечтающие о свободе для всех и справедливости для всех. Великая тщета всех человеческих усилий – вот что должно было поразить Николая Александровича Романова, перед тем как пули расстрельной команды изрешетили его и его семью в подвале ипатьевского дома.

Он был вовсе не одинок в своей судьбе. Его проблема – проблема традиционного монарха в модернизирующейся стране, проблема, широко распространенная – от Китая до Германии. В сущности, монархи всех модернизирующихся стран каждый по-своему решили эту проблему или были решены ею. Легче всех отделался австро-венгерский император Франц Иосиф. Он умер незадолго до социального взрыва, разнесшего на национальные клочки его империю. Он не увидел, как погибла та империя, которую он сохранил в 1848–1849-х.

Удивительнее всех история обошлась с японским императором Хирохито, военным преступником, инициировавшим опыты по производству бактериологического оружия на военнопленных. Он сдался на милость американских победителей, был пощажен, оставлен, пусть и совсем номинально, на троне, а после смерти удостоился уважительного фильма от русского гениального режиссера. Китайский император не избежал суда революционеров-победителей, но был не расстрелян, а «перевоспитан», сделался садовником, написал мемуары, каковые экранизировал знаменитый итальянский режиссер.