Петр Врангель - Воспоминания Петра Николаевича Врангеля

Весьма важно было бы для генерала Врангеля иметь возможность рассчитывать на помощь Французского правительства военными материалами, а в случае невозможности продолжения борьбы – на помощь Франции в эвакуации Крыма».

На это письмо на следующий день последовал ответ:

«Ministère des Afaires Etrangères

Secretariat Gènèral.

Paris, le 8 Mai 1920.

Mon cher Ministre,

Я не преминул представить письмо Ваше господину председателю совета министров, министру иностранных дел.

Я рад иметь удовольствие засвидетельствовать Вам, что Французское правительство признает все значение русской территории – последнего убежища русских националистов – русского убежища совести и права.

Доколе генерал Врангель не получит гарантий, обеспечивающих его войска, мы приложим усилия для снабжения его продовольствием и материалами для защиты от наступления большевиков и наш черноморский флот будет препятствовать высадке противника на побережье Крыма.

Наконец, в случае невозможности продолжения борьбы, мы будем способствовать эвакуации полуострова.

Paleologue».

При этом Палеолог подчеркнул конфиденциальный характер своего письма.

Имел А. В. Кривошеин и ряд собеседований с русскими общественными и политическими деятелями: старшиной русского дипломатического представительства М. Н. Гирсом, В. А. Маклаковым, назначенным при Временном Правительстве послом в Париже, князем Львовым, А. И. Гучковым, бароном Нольде, П. H. Милюковым, Аджемовым и др. За исключением Гучкова, все горячо отговаривали Александра Васильевича связывать себя с безнадежным делом в Крыму.

Милюковым и его партийными товарищами выдвигалась мысль, что ввиду ничтожности того клочка русской земли, где ведется ныне борьба, глава русских белых сил не может говорить от имени национальной России. Он должен быть лишь главою белых войск; представительство русского национального дела за границей должен взять на себя орган из общественно-политических деятелей, причем этот орган, естественно, должен находиться в Париже, центре европейской политики.

При этих условиях согласие Кривошеина стать моим помощником, естественно, ослабляло их позицию. Авторитет Кривошеина в иностранных кругах был значителен. Его личное участие в нашем деле должно было в глазах иностранцев подчеркнуть значение этого дела. А это не было на руку тем, кто только себя считал «солью земли русской».

«Вы единственный государственный деятель, авторитет которого признается всеми без различия партиями, ваша работа необходима для будущей России; связав себя с безнадежным делом генерала Врангеля, граничащим с авантюрой, вы навеки будете потеряны для России…» – убеждал А. В. Кривошеина Милюков.

Александр Васильевич перед своим отъездом повидал в Париже массу людей, почти все считали нашу борьбу окончательно проигранной, не верили в возможность ее продолжения, готовы были считать всю предшествовавшую борьбу бесцельной.

Умудренный жизненным опытом, знающий сердца людей, Кривошеин понимал, что после первых успехов все малодушные вновь пойдут за армией. Учитывал он в полной мере и то значение, которое мог бы иметь наш хотя бы кратковременный успех на отношение к нам иностранных правительств, в частности Франции. В то же время, ознакомленный мною во всех подробностях с нашим военным положением и готовившейся наступательной операцией, ожидая от нее в случае успеха многого, Александр Васильевич, видимо, боялся верить в этот успех, опасался неудачи и предостерегал меня от опасности риска.

Начало наступления было назначено на 25 мая. 21-го я выезжал в Феодосию, где должен был грузиться назначенный в десант корпус генерала Слащева.

Учитывая то исключительное значение, которое придавалось земельному вопросу и войсками и населением, я считал необходимым обнародование закона о земле одновременно с переходом войск в наступление.

Александр Васильевич эти соображения разделял и, ознакомившись с проектом закона, не возражал против него и по существу, указывая, однако, на много погрешностей в изложении и настаивая, как я упоминал выше, на опубликовании его в форме приказа.

Он сам составил и сопровождавшее приказ правительственное сообщение.

21 мая английские войска праздновали день рождения своего короля. Генерал Перси просил меня принять парад английских моряков и морской пехоты. Парад происходил на Историческом бульваре. Отлично, щеголевато одетые, рослые, здоровые люди производили прекрасное впечатление. После парада я выехал в Феодосию.

Два месяца тому назад я прибыл в Крым. Волна красной нечисти готова была захлестнуть последнюю пядь русской земли, где, прижатые к морю, ждали ежечасно конца десятки тысяч русских людей.

Два года боровшиеся за счастье родины остатки армии раздирались внутренними распрями, утратили веру в своих вождей, потеряли воинский облик. Объятые ужасом, оборванные и голодные, молили о помощи толпы обывателей – стариков, женщин и детей.

Смерть протягивала над ними свою костлявую руку.

Прошло два месяца, и вновь сплотились вокруг родного знамени русские воины, вновь гордо взвился из праха трехцветный флаг, ощетинились стальной щетиной полки, грудью своей прикрыли родную землю, готовые возобновить борьбу за ее свободу. Под их защитой вздохнуло население, отчаяние сменилось надеждой, горячая любовь к родине охватила сердца.

И вместо костлявого призрака смерти вставал лучезарный образ победы.

К 25 мая перед фронтом Русской армии стояли следующие части противника: Латышская, 3-я, 46-я, 52-я стрелковые дивизии, 85-я бригада 29-й стрелковой дивизии, 124-я бригада 42-й стрелковой дивизии, 2-я кавалерийская дивизия имени Блинова [48], запасная кавалерийская бригада Федотова из частей управления формирований 1-й конной армии Буденного и отдельные мелкие отряды (полк Льва Каменева, особый отряд крымского ревкома, карательный отряд, караульный батальон и т. д.). Общая численность противника составляла 15–16 тысяч штыков, 3–4 тысячи сабель. За последнее время имелся ряд сведений о том, что красное командование готовится в ближайшие дни перейти против нас в решительное наступление.

Наша армия численно несколько превосходила противника. Дух войск был превосходен. Войска сведены были в четыре корпуса: 1-й армейский корпус генерала Кутепова – Корниловская, Марковская и Дроздовская дивизии и 1-я кавалерийская и 2-я конная (наполовину регулярная, наполовину из донцов) дивизии; 2-й армейский корпус генерала Слащева – 13-я и 34-я пехотные дивизии и Терско-Астраханская казачья бригада; Сводный корпус генерала Писарева – Кубанская дивизия и 3-я конная дивизия (туземцы и астраханцы); Донской корпус генерала Абрамова – 2-я и 3-я Донские дивизии и Гвардейская Донская бригада. Боевой состав армии 25 000 штыков и сабель (1/5 – 1/6 общей численности армии, считая и флот).