Кэти Пайпер - Красота

— Я прекрасно справлюсь сама, — сказала я маме. На следующее утро у нее была назначена встреча с начальством. — Честно, не нужно никого присылать, мам.

— Ты уверена? Мне не хочется оставлять тебя одну.

— Уверена. Все будет хорошо. — И все действительно прошло нормально. Кошмары, конечно, еще мучили меня, но я выдержала. Это стало еще одной маленькой победой. Я очень гордилась собой.

Но меня ждало следующее испытание. Пищевод снова начал сужаться, и назальная пищевая трубка не работала. Единственным выходом было решение вставить зонд для искусственного кормления прямо в желудок.

— Но он же будет виден, — плакала я. — И я буду выглядеть еще ужаснее.

— У нас нет выбора, — возражали врачи. — Ты больше не можешь терять вес.

5 сентября, через пять месяцев после нападения, мне надрезали мышцы на животе и вставили в желудок трубку. Отойдя от наркоза, я испытывала жуткие мучения — при малейшем движении меня скручивало от невыносимой рези. Я не могла сидеть, не могла кашлянуть и сходить в туалет, не вскрикивая при этом от боли. Это было ужасно. Однако гораздо больше угнетал сам факт, что еще одна часть меня пострадала от нападения. До этого живот оставался одной из немногих частей тела, где не было шрамов, а теперь гладкая кожа и здесь разрезана. Я с ненавистью глядела на трубку, торчащую из меня.

— Когда ты окрепнешь, мы научим тебя, как вводить пищу и воду в клапан, — сказала медсестра. — Но пока он будет прикреплен к этой капельнице.

— Как скажете, — простонала я.

Боль была невыносимой. Я каталась по кровати, скулила и корчилась.

— Мама, это ужасно, — выдохнула я, когда она вытирала пот с моего лба. Мне хотелось вырвать из тела эту чертову штуку. Но даже сквозь пелену мучительной боли я понимала, что это необходимая мера: без этого клапана я могу умереть.

Через пять дней после того, как мне вставили зонд, я достаточно окрепла, чтобы вернуться домой. Но прошло некоторое время, прежде чем я смогла привыкнуть к этой трубке. Когда ночью мне снился Дэнни, я в панике выпрыгивала из кровати, забывая, что прикреплена к капельнице. Зонд внутри живота дергался, и я вскрикивала от боли. А иногда, в туалете, трубка падала в унитаз. Я случайно писала на нее, а потом приходилось ее вытаскивать.

Но каким бы ненавистным ни было это приспособление, оно действительно помогло. С каждым днем ко мне возвращались силы. Больше не кружилась голова, прошли вялость и апатия. Прибавилось энергии, и это всего за несколько дней!

Приближалось 22 сентября, а Дэнни так и не признал себя виновным. Я должна была смириться с тем, что суд все же состоится. И мне понадобятся все силы, чтобы пережить его. Чем ближе был день суда, тем сильнее меня охватывала паника. Мне хотелось отстраниться, притвориться, что ничего не случилось, и просто продолжать жить. Ну как я смогу снова находиться с ним в одном помещении? Как я смогу сидеть в нескольких метрах от него? Я все еще была слишком слаба и боялась, что это потрясение может серьезно травмировать меня.

— Я не хочу этого делать, — шептала я маме. — Я не смогу!

— Сможешь, — ответила мама. — Это очень важно. Это не должно сойти ему с рук, Кэти. — Я и сама это понимала, просто не могла справиться с ужасом.

За неделю до начала судебных заседаний полицейские посоветовали мне сходить в здание суда. Они хотели, чтобы я чувствовала себя спокойнее в уже знакомой обстановке, словно это было возможно, когда рядом будет находиться Дэнни. Поэтому папа повез нас со Сьюзи к зданию суда Вуд Грин Краун на севере Лондона.

Как только вошла в небольшой зал, стены которого были отделаны деревянными панелями, я остолбенела. То, что я видела, походило на декорации к какому-нибудь криминальному телесериалу. Однако это был настоящий зал суда. Всего через несколько дней он будет полон — публика, присяжные, судья, защитники. Я и Дэнни.

— Заседание не обязательно будет проходить именно в этом зале, но все будет выглядеть примерно так, — сказал представитель службы защиты свидетелей. — Вот здесь вы будете сидеть во время дачи показаний, — указал он. — А там — скамья подсудимых, где будет сидеть подсудимый со своим защитником.

— Но она так близко! И тут такое ненадежное заграждение! Пап! Я не смогу находиться так близко от него!

— Не волнуйтесь, — успокоил служащий. — Вы будете находиться вот за этой ширмой. Вас будут видеть только судья и присяжные. — Он выдвинул какой-то синий экран и выставил его перед собой. — Вы слышите меня, но не можете видеть. — Потом он высунул голову из-за края экрана. — А теперь вы снова видите меня!

Я оглянулась на Сьюзи: она захихикала. Этот парень думает, что я умом повредилась? Я напуганная, а не тупая. Я прекрасно понимаю, что значит сидеть за ширмой. Просто этого явно недостаточно. Как эта штука сможет защитить меня от Дэнни, если он решит напасть? А вдруг там, в тюрьме, он смог достать нож? Или обзавелся каким-нибудь другим оружием? Всего один прыжок — и я снова окажусь в его руках.

— Папа, неужели нельзя найти зал, в котором есть эти кабинки с пуленепробиваемым стеклом? — спросила я. — Я бы чувствовала себя гораздо лучше. Не в полной безопасности, конечно. Но все-таки не такой уязвимой.

— Мы поговорим об этом с Адамом и Уорреном, — пообещал папа.

Когда мы вернулись домой, мое волнение усилилось. Я беспокойно сновала по дому, не в состоянии думать ни о чем, кроме суда. С моей точки зрения, мое лицо было неоспоримым доказательством нападения с применением кислоты. Но кто знает, что выдумал Дэнни? Мне он много чего наговорил. Он сумасшедший маньяк, который врал мне на каждом шагу. А изнасилование… О Боже! Изнасилование! Я не сообщила о нем своевременно, поэтому нет никаких следов ДНК, никаких улик. В таких случаях очень сложно что-либо доказать. Что, если его защитник будет доказывать, что я какая-нибудь идиотка, которая «заслужила» нечто подобное? Может, он будет утверждать, что модельное прошлое свидетельствует о моей распущенности? Вдруг они обвинят меня во лжи? И мне придется описывать все эти ужасы, которые он вытворял со мной в номере отеля, а потом все это будет обсуждаться и разбираться? Я буду сидеть там, пока присяжные как следует не рассмотрят мое изуродованное лицо. И все это время понимать, что Дэнни сидит всего в нескольких метрах от меня.

Неудивительно, что у мамы с папой тоже ум за разум заходил от волнения. В доме чувствовалось невыносимое напряжение, нервы у всех были на пределе.

— Нет! Я не хочу на прогулку! — кричала я маме. — Я не хочу, чтобы кто-нибудь видел меня в таком состоянии! Я не могу спать! Как только закрываю глаза — тут же вижу лицо Дэнни. Меня кормят через трубку, вставленную прямо в желудок, я выгляжу чудовищно. А теперь еще придется стоять перед судом, где меня, возможно, назовут лгуньей!