Анна Тимофеева-Егорова - Я Береза, как слышите меня

Но вот из этого боевого вылета - шестеркой, когда на разбеге взорвалась бомба - домой вернулись только двое: Карев и я, его ведомая.

... Когда после штурмовки мы выскочили на море, внизу под нами, будто гигантские грибы, плавали белые купола - парашюты сбитых летчиков. У меня остались еще две несброшенные бомбы, но позади висели "мессеры", готовые расправиться и с нашей парой. Вдруг прямо под носом самолета замечаю груженую баржу - соблазн очень велик. Дотянула я тогда штурмовик на цель, рванула рычаг аварийного сброса бомб - самолет вздрогнул, закачался и на какое-то время стал неуправляемым. А я слежу за баржей: как она там себя чувствует? "Ага, все путем!" - как бы сказала сейчас моя внучка. Баржа накренилась и пошла в морскую пучину. Но вдруг сомнение, словно булавкой, кольнуло в сердце: чья же баржа?.. Опознавательных-то знаков на ней я не видела. Отходила она, правда от занятой врагом Керчи, но чем черт не шутит?!

При докладе командиру полка о боевом вылете, о потопленной барже я - ни слова...

Тайна, однако, была уже явью: мой ведущий и наши истребители еще до посадки донесли по радио о гибели немецкого транспорта. И вот на мою гимнастерку рядом с орденом Красного Знамени комдив генерал Гетьман привинтил большую серебряную медаль "За отвагу".

Комдив 230

Наш командир дивизии Семен Григорьевич Гетьман воевал в финскую войну, командуя полком легких бомбардировщиков "Р-зет". Перед Великой Отечественной войной Гетьман получил приказ срочно передать устаревшие "Р-зет" в другой полк, а ему с летчиками ехать переучиваться на совершенно секретный самолет-штурмовик, зашифрованный индексом "Н".

Штурмовик был одноместным, а для переучивания требуется учебно-тренировочный самолет того же типа, но со второй кабиной для инструктора и с двойным управлением - спарка. Такого самолета в помине не было. Тогда Гетьман с инженером дивизии раздобыли спарку самолета Су-2 и стали на нем вывозить летчиков. На планировании инструктор специально разгонял скорость, чтобы отработать скоростные посадки, как на штурмовике. Когда Су-2 летал, летчики смеялись и спрашивали: почему это на аэродроме блинами пахнет? Дело в том, что масляный бачок на моторе Су-2 (единственный, пожалуй, из всех авиационных моторов) заливался касторовым маслом. Так, с запахом блинов, пилоты и обучались летать сначала на Су-2, а потом и на самолете Ил-2, у которого будет удивительно славная боевая судьба.

4-й штурмовой авиационный полк под командованием Гетьмана одним из первых начал боевую работу на Ил-2. Как воевал полк, можно судить уже по тому, что Семену Григорьевичу Гетьману звание Героя Советского Союза было присвоено еще в октябре 1941 года. А тридцать два летчика и техника были тогда же награждены боевыми орденами.

В последствии 4-й штурмовой авиаполк стал 7-м гвардейским. Гетьмана назначили командиром 230-й штурмовой авиационной дивизии, присвоили звание генерал-майора.

Вот такой - боевой из боевых - был наш комдив. Под стать ему оказался и начальник политического отдела авиационной дивизии полковник Тупанов Излюбленное изречение начальника политотдела мы знали все: "Хочешь, чтобы летчики тебя уважали, - иди не рядом с ними, а вместе".

Полковник Тупанов пришел в дивизию в 1942 году. О нем заговорили сразу же: простой, душевный, строгий, как отец. Он изо дня в день активно вникал в жизнь дивизии не по сводкам, а как бы жил вместе с нами от боя до боя.

В нашей дивизии тогда было шесть полков - пять штурмовых и один истребительный. И стояли они, как правило, каждый на своем аэродроме, разделенные друг от друга километрами. Начальник политотдела успевал побывать почти в каждом полку перед боевым вылетом. Мы его видели то на старте, то на командном пункте, то на стоянках самолетов - и везде он был нужен людям. То проведет политинформацию, то собрание, то организует беседу, поможет выпустить боевой листок о летчиках, отличившихся в бою.

Меня наш начальник политотдела называл своей крестницей. Видимо, потому, что именно он взял меня из УТАПа в боевой 805-й штурмовой авиаполк. Бывало, просто подойдет, спросит: "Что новенького из дома пишут?" - и на душе вроде легче станет от доброго человеческого участия.

А письмо я получила, правда, не из дома, а от очень родного мне человека. От племянника Юрки. Его из Москвы эвакуировали в Саратовскую область, село Норки. Он написал, что живет в детском доме, что все хорошо, только вот очень тоненькие ломтики хлеба выдают на завтрак, а в обед очень жидкий суп картошечки маловато. Далее Юрка сообщал, что если я немедленно не заберу его на фронт, то он убежит сам, "Это мое последнее слово!.." - заявлял племянник.

Впоследствии Юрка действительно убежал. "Зайцем" в товарных поездах, в ящиках для угля он катил на фронт. Уже под Москвой его обнаружили железнодорожники и больного, грязного, исхудавшего, привели к матери на Арбат, в дом No 35.

Голубая линия

В конце мая 1943 года командир полка Козин построил весь летный состав на аэродроме и взволнованно сказал:

- Товарищи летчики! Кто готов выполнить особое задание командования Северо-Кавказского фронта, прошу выйти из строя.

Все летчики, как один, шагнули вперед.

- Нет, так не пойдет! - улыбнулся Козин. - Придется отбирать.

- Майор Керов, три шага вперед.

Павел Керов, командир первой эскадрильи, ветеран полка, мастер штурмовых ударов, вышел вперед...

Чуточку отвлекусь, невольно вспомнила рассказ о том, как в полку осталось всего-навсего шесть исправных самолетов, а поступил приказ любой ценой уничтожить переправу около станицы Николаевской на Дону. Пришлось поднять в воздух все машины. На боевое задание их повел майор Керов.

Охрана переправы была такой, что шансов на благополучное возвращение группы почти не оставалось. Керов, однако, перехитрил врага: он зашел на цель с тылу, разбил переправу и вернулся на свой аэродром всей группой.

С летной полосы его самолет отбуксировал трактор. Керов, рассказывают, шел рядом со штурмовиком, изрешеченным осколками вражеских снарядов, и - как раненого друга - поддерживал за консоль крыла.

Нас, молодых, майор удивлял завидным спокойствием, добротой. Он как-то больше походил на школьного учителя, а не на бесстрашного мастера штурмовых ударов. Никогда ни на кого комэск не повышал голоса. если кто провинился Керов только посмотрит как-то по-своему печально серыми с поволокой глазами, покачает головой и пойдет, раскачиваясь, как моряк, оставив подчиненного подумать о своем поступке.

-... Сухоруков, Пашков, Фролов... - обводя шеренгу взглядом, называл командир полка фамилии летчиков.

- Егорова, - услышала я свою фамилию. - Страхов, Тищенко, Грудняк, Соколов, Зиновьев, Подыненогин... - И все мы выходили из строя на три шага вперед.