Павел Михайлов - 10000 часов в воздухе

Неожиданно из окон здания штаба во двор полетели телеграфные ленты, конфетти, записные книжки, карандаши, целые пачки писчей бумаги и вместе со всем этим — резиновые шары.

В тот же момент в стенах здания поднялся невообразимый шум; впечатление было такое, что штаб громят. Дворник взбеленился. Вначале он ещё пытался кое-как прибрать летящий сверху сор, но его становилось так много, что двор буквально стало засыпать. Тогда дворник застыл посреди двора в позе полной безнадёжности, громко бормоча по-итальянски:

— Да что, с ума они сошли, что ли? Ведь не Новый же год!

В полном недоумении стояли и мы посреди двора. В этот момент подполковник Капранов выбежал из подъезда здания штаба и в глубоком волнении порывисто обнял нас.

— Война окончена! — воскликнул он. — Берлинский гарнизон во главе с Кейтелем капитулировал! Гитлер покончил с собой!

Двор мгновенно наполнился людьми. Все кричали, обнимались, целовали друг друга, жестикулировали, как безумные. Английское «хуррэй» смешивалось с итальянским «вива».

Вопрос о запасных частях для нашего самолёта был решён. Теперь в Неаполь можно было и не заезжать, но, получив такое радостное известие, мы решили всё же отправиться туда, побывать в неаполитанской советской миссии и поделиться с соотечественниками общей радостью.

Снова Симич вовсю гнал машину, теперь уже по дороге, усаженной многолетними тополями. Между деревьями мелькал виноград, вьющийся по натянутой проволоке. По бокам кружили плодородные поля провинции Кампанья. Мы проезжали исторические места. Здесь, в долине реки Волотурно, итальянские добровольцы Гарибальди некогда разбили войска неаполитанского короля. Навстречу нам бежали старинные церквушки и низенькие домики крошечных деревушек, незаметно переходящих в предместья Неаполя.

Мы легко разыскали нашу миссию. Произошла радостная встреча. Мы узнали подробности о капитуляции немцев и самоубийстве Гитлера. Нам захотелось отпраздновать счастливейшее из событий — конец войны.

И вот горстка советских граждан, кого война временно забросила на чужбину, собралась в День Победы за праздничным столом.

Весть о победе молниеносно распространилась по городу. С наступлением темноты население Неаполя от мала до велика высыпало на улицу. В городе зажглась иллюминация, засияли гирлянды разноцветных фонариков. Движение транспорта приостановилось. Неаполитанцы пели и плясали, аккомпанируя себе на гитаре.

Мы вышли в город посмотреть на народное гулянье. Как только неаполитанцы узнали, что мы — советские пилоты, нас стали обнимать, целовать, пожимать руки; приветствия неслись со всех сторон. Опасаясь быть затисканными насмерть, мы нырнули в переулок и удрали восвояси.

Только при свете дня мы увидели, какие разрушения причинила городу война; особенно пострадала гавань в порту, считавшаяся до войны крупнейшей в Средиземноморье. Пока восстановлен был всего один причал — тот, у которого разгружался американский транспорт. На рейде не было ни одного торгового судна, стояли только английские и американские военные корабли.

Но даже уродливые следы войны не в состоянии были обезобразить этот изумительной красоты город. Амфитеатр утопающих в зелени белых домиков по-прежнему живописно возвышался над подковообразным заливом, а над ним величаво дымилась шапка Везувия.

К вечеру 8 мая 1945 года мы возвратились в Бари. Первые радости победы здесь, видимо, уже отшумели, однако то и дело из раскрытых окон домов доносились звуки гитары и песен.

По городу всюду бродили английские и американские солдаты. Мы отправились в межсоюзнический клуб «Империал», чтобы вместе со своими боевыми товарищами отпраздновать победу.

В клубе было людно и шумно как никогда. Мы выбрали свободный столик и заказали ужин. Обосабливаться было неудобно. Подполковник Капранов отправился к соседнему столику и пригласил на танец жену американского генерала. Вскоре и сам генерал пожаловал к нам. Завязалась беседа.

Капранов поднял бокал:

— Пью за то, чтобы эта война стала последней, чтобы вообще больше на земном шаре не было войн!

Американец задержал свой бокал и отрицательно покачал головой.

— Вы смешные мечтатели! — заметил он. — Войны были и будут до тех пор, пока будет существовать мир. Человечество не может жить без войн — это несвойственно его природе!

Многое могли бы мы возразить этому «философу» в генеральском мундире, но ни обстановка, ни место не располагали к политической дискуссии…

На другой день мы получили по радио официальное извещение из Москвы о праздновании Дня Победы. Нам очень хотелось собраться за праздничным столом в тот час, когда в Москве грянут залпы победного салюта. Тщательно готовились мы к празднику, причем на долю каждого приходились какие-нибудь обязанности. Нашему экипажу досталась пиротехническая часть — устройство праздничного фейерверка.

С первым ударом кремлёвских курантов, услышанных нами по радио, мы высоко подняли первый бокал.

— За Родину! За победу!

После тоста наш экипаж стремительно бросился по винтовой лестнице на крышу, там был приготовлен фейерверк. И через несколько мгновений в небо Полезии высоко взвились праздничные ракеты. Они как бы перекликались с теми, которые в этот момент взлетали над Москвой, сопровождаемые восторженными взглядами сотен тысяч людей, собравшихся на Красной площади и запрудивших ближайшие к ней улицы и мосты через Москву-реку.

Оставшись наедине с собой, я попытался в этот день отдать себе отчет в минувших событиях. Пока шла война, мы настолько были поглощены ею, что некогда было и размышлять. Сейчас, как в калейдоскопе, проносились в памяти полёты на сброс и с посадками в тылы белорусских и украинских партизан, перелёт над тремя частями света, последняя боевая работа на Балканах с базы Бари. Двести двадцать раз довелось нашему экипажу пересечь Адриатику в ночное время, лавируя между неприятельскими постами противовоздушной обороны, прячась всякий раз от фашистских истребителей.

Теперь всё это оставалось позади: и опасности, и жертвы, и лишения. Всё прошло, как тяжёлый сон. Лётчики нашей гражданской авиации внесли немалый вклад в дело победы. Командиры тяжёлых транспортных кораблей Г. Таран, Д. Кузнецов, А. Гармаш, П. Рыбин, А. Груздин, С. Фроловский, П. Еромасов, Д. Езерский, В. Павлов, В. Шипилов, А. Шорников, Н. Метлицкий, И. Рыжков, Н. Маслюков, А. Мамкин и другие летали в зоне действия вражеских истребителей, под постоянным огнём фашистских зенитных батарей. Замечательное лётное мастерство, бесстрашие, железная воля, готовность в любую минуту выполнить свой долг до конца — всё это помогло им с успехом осуществлять самые ответственные задания.