Павел Фокин - Серебряный век. Портретная галерея культурных героев рубежа XIX–XX веков. Том 2. К-Р.

«Она занимала видное положение в петроградском балете в продолжение нескольких десятков лет…Во время своих танцев М. Петипа старалась отвлечь внимание публики от своих ног, которые были очень непослушным орудием для выражения правильности линий и красоты движений. Она танцевала больше руками и… преимущественно стреляла глазами. Плясала она с большим апломбом и увлечением. М. М. Петипа, благодаря влиянию отца, „дерзнула“ выступать в громадных ответственных ролях… Желая порадеть родному человечку, отец Петипа выкинул из ролей все классические танцы, оставив дочери одни только мимические сцены, очевидно, в надежде, что недостаток танцев будет возмещен талантливою пантомимою. Опыт этот оказался крайне неудачным…Долго, даже очень долго М. Петипа служила украшением петроградского балета. Это была едва ли не единственная артистка, которая так долго не расставалась с опьяняющею сценическою атмосферою, перешедши даже предельный возраст, установленный для генеральского чина» ( С. Худеков. История танцев ).

Поэт, переводчик, издатель. Один из учредителей и руководителей издательства «Лирень» (Харьков, 1914–1922). Поэтические сборники «Леторей» (совм. с Н. Асеевым; М.; Харьков, 1915), «Быт побегов» (Харьков, 1918), «Поросль солнца» (Харьков, 1918), «Книга Марии-Зажги-Снега» (Харьков, 1920), «Ночные молнии» (Л., 1928), «Молодость мира» (Харьков, 1934) и др. «Вице-председатель Земного шара».

«У Петникова, очень высокого и худого, были длинные волосы, немножко провинциальный костюм и перстень на пальце. Он мне показался очень противоположным с Хлебниковым» ( А. Бруни-Соколова. Воспоминания о Хлебникове ).

«Огромная кафельная печь, как зеркало, занимает угол комнаты. Хозяин прижимается к ней спиной, слегка запрокинув голову, не столько согреваясь, хотя в комнате и прохладно, сколько рисуясь своей высокой, статной фигурой. Эдакая рисовка и горделивость подчеркиваются дымящей трубкой, крепко зажатой в зубах и торчащей над выдвинутым вперед подбородком. Лицо овальное, очень вытянутое, как на портрете работы Н. Тырсы в книге Григория Петникова „Ночные молнии“.

– Вот, полюбуйтесь, – указывает он кивком головы на потолок. – Течет… Куда течет? На стол. Положишь на стол том Хлебникова. Опять течет. Куда? На Хлебникова течет…

В такой манере, не то шутливо, не то серьезно, говорил Предземшара-2, когда я впервые пришел в его одноэтажный домик на Старо-Московской улице в Харькове. Домик тоже был старый, затиснутый сараями в глубине двора, с нечиненой крышей.

…Я знал, куда пришел. В этой комнате жил Велимир Хлебников. Здесь, за этим вот столом, писалось „Воззвание Председателей земного шара“.

…На книжных полках, кроме ценнейших поэтических первоизданий с дарственными надписями авторов, стояло много всевозможных словарей, справочников, атласов, альбомов и каталогов. Каталоги охотничьих ружей, фотоаппаратов, музыкальных инструментов, биноклей. Каталоги велосипедов, мотоциклов, автомобилей.

…На стене висела двустволка марки „Зауэр“. Петников снял ее со стены, положил на средний палец правой руки, установив равновесие там, где кончается колодка. Попросил обратить внимание на приклад.

– Выточен из орехового дерева! А дула! Трехкольцовая сталь! Далекий, густой, сильный бой.

Хозяин взводил тугие курки, показывал, какое ружье прикладистое, картинно прицеливался в сторону окна.

И с еще большим интересом перелистывались страницы каталога.

…Любовь к вещи как к произведению человеческого гения, изучение вещи, знание вещи – характернейшая черта Петникова-поэта. Он был влюблен в Вещь (в данном случае это слово уместно написать с большой буквы) и в того, кто ее творит. В центре его поэзии „добытчик вещи“ – рабочий, мастеровой, мастер. Петников восхищался вещностью мира и старался выразить ее с предельной точностью» ( Л. Вышеславский. Наизусть ).

Юрист, теоретик права. Один из основателей психологической школы права. В 1898–1918 возглавлял кафедру энциклопедии и философии права Петербургского университета. Член Польской академии с 1912. Депутат 1-й Государственной думы, кадет. Автор монографий «Права добросовестного владельца на доходы с точек зрения догмы и политики гражданского права» (СПб., 1897), «Очерки философии права» (вып. 1, СПб., 1900), «О мотивах человеческих поступков…» (СПб., 1904), «Введение в изучение права и нравственности. Эмоциональная психология» (СПб., 1907), «Теория права и государства в связи с теорией нравственности» (т. 1–2, СПб., 1909–1910), статей по истории и теории права. С 1918 – за границей. Покончил с собой.

«На юридическом факультете меня особенно поразили лекции профессора Льва Иосифовича Петражицкого по философии права. В то время ему было между 35 и 40. Курс своих лекций он обычно предварял такой фразой: „Вам будет трудно понимать меня, потому что я думаю по-польски, пишу на немецком, а обращаюсь к вам по-русски“. Позднее он настолько преуспел в русском языке, что стал блестящим оратором в первой Думе. Как и Зелинский, он был из тех поляков, которые впоследствии стали так непопулярны в Польше Пилсудского из-за своей убежденности в том, что отношения между народами России и Польши должны строиться не на политических, а на братских основах. Они конечно же понимали, что все либерально мыслящие культурные граждане России выступают в поддержку независимости Польши. Таких, как они, высоко ценивших русскую культуру и русские социальные идеи, в Польше не любили.

Петражицкий был выдающимся ученым. Он первый провел четкую грань между правом и моралью, а также между законом per se (как таковым) и законами, созданными государством. Его психологический подход к праву и его теория политической науки, основанная на идее естественного права, которую он возродил одним из первых, наверняка получили бы всеобщее признание, не прекрати тогдашняя Россия своего существования. Отрадно, что сегодня наметилось возрождение интереса к его учению.

Для меня особенно важным было то, что, опираясь на экспериментальную психологию, Петражицкий определял право и мораль как два принципа, сосуществующих в сознании человека и формирующих его внутреннюю жизнь. Подлинная мораль – это внутреннее осознание долга, выполнению которого человек должен посвятить всю жизнь, при одном, однако, обязательном условии: чтобы на него при этом не оказывалось никакого внешнего давления. Согласно Петражицкому, в праве выражается осознание того, что́ человеческое существо может ожидать от себе подобных и чего, в свою очередь, ожидают от него самого другие. Свою теорию Петражицкий подтверждал опытами с детьми.