Павел Фокин - Серебряный век. Портретная галерея культурных героев рубежа XIX–XX веков. Том 2. К-Р.

Михаил Абрамович много общался с нашими русскими художниками, особенно с В. А. Серовым, К. А. Коровиным, С. А. Виноградовым, В. В. Переплетчиковым, А. М. Васнецовым и И. С. Остроуховым, и постоянно приобретал их картины. Картины эти он очень любил, устроил для них отдельное большое помещение, в котором очень заботливо и с большой любовью их развешивал и перевешивал» (М. Морозова. Мои воспоминания).

«М. А. Морозов вообще был чрезвычайно характерной фигурой, во всем его облике было что-то своеобразное и вместе с тем неотделимое от Москвы, он был очень яркой частицей ее быта, чуть-чуть экстравагантной, стихийной, но выразительной и заметной. Его, повторяю, постоянно не хватает, о нем часто вспоминаешь с грустью, и я уверен, что большинство художников-москвичей и любителей искусства и театра долго не забудут его жизнерадостной фигуры, так метко обрисованной на оставшемся нам портрете работы Серова, написанном почти накануне ранней и неожиданной кончины М. А. Морозова» (С. Дягилев. М. А. Морозов. Некролог).

Поэт, ученый, мемуарист. Народоволец, в 1882 был приговорен к пожизненному заключению, которое отбывал сначала в Петропавловской крепости, а с 1884 – в Шлиссельбурге. В заключении написал 26 томов произведений разных жанров, которые с 1906, будучи освобожденным по амнистии, печатал в журналах «Былое», «Русское богатство», «Образование», «Вестник Европы», «Современный мир», «Русская мысль», «Северные записки», газетах «Русские ведомости», «Речь», «Русь» и др. Стихотворные сборники «Стихотворения (1875–1880)» (Женева, 1881), «Из стен неволи. Шлиссельбургские и другие стихи» (СПб., 1906), «Звездные песни» (М., 1910), «Среди облаков» (Л., 1924). Книги «Террористическая борьба» (Лондон, 1880), «На границе неведомого» (М., 1910), «Откровение в грозе и буре. История возникновения Апокалипсиса» (СПб., 1907), «В поисках философского камня» (СПб., 1909), «Пророки. История возникновения библейских пророчеств, их литературные изложения и характеристика» (М., 1914), «Лингвистические спектры. Средство для отличения плагиатов от истинных произведений того или другого известного автора» (Пг., 1916), «Принцип относительности и абсолютное» (Пг., 1920), «Христос или Рамзес? Попытка применения математической теории вероятностей к историческому предмету» (М.; Пг., 1924), «Христос» (кн. 1–7, М.; Л., 1924–1932). Мемуарные сочинения «В начале жизни» (М., 1907), «Повести моей жизни» (т. 1–4, М., 1916–1918).

«28 октября 1905 г. доставлен из Шлиссельбурга, в числе 8 человек, в СПб-скую крепость прощенный по манифесту политический преступник Николай Морозов, просидевший в Шлиссельбурге около 20 лет. В настоящее время (7 ноября 1907 г.) Морозов состоит приват-доцентом (кажется, по кафедре математики) в Технологическом институте в Петербурге. Не будучи математиком и химиком при заключении, он, как передают, изучил во время заключения математику и химию, причем его химию профессор Менделеев признал особо выдающеюся. Факт поразительный в смысле силы воли и ума. 22 ноября 1907 г. слушал лекцию Морозова в Соляном городке об „Апокалипсисе“. Зал был переполнен. Большой успех» (Г. Иванишин. Записные книжки).

Директор правления Никольской мануфактуры, член Московского отделения Совета торговли и мануфактур, выборный Московского биржевого общества, меценат, один из директоров МХТ (с 1898). На средства С. Т. Морозова приобретено и перестроено для МХТ здание в Камергерском переулке в Москве.

«Боборыкин называл крупные московские купеческие фамилии „династиями“; среди них династия Морозовых была самая выдающаяся. Савва Тимофеевич был ее представителем. Большой энергии и большой воли. Не преувеличивал, говоря о себе: „Если кто станет на моей дороге, перееду не моргнув“.

Шаги некрупные и неслышные, точно всегда без каблуков. И бегающие глаза стараются быстро поймать вашу мысль и быстро сообразить. Но высказываться не торопится: выигрывает тот, кто умеет выждать. Голос резкий, легко смеется, привычка все время перебивать свои фразы вопросом: „так?“.

«Сейчас вхожу в вестибюль театра… так?.. Навстречу идет наш инспектор… так?..“

Голова его всегда была занята какими-то математическими и…психологическими расчетами.

К нему очень подходило выражение „купеческая сметка“.

…Знал вкус и цену „простоте“, которая дороже роскоши. Силу капитализма понимал в широком, государственном масштабе; работал с энергией, часто исчезал из Москвы на недели, проводя время на фабрике, где тридцать тысяч рабочих. Знал тайные ходы петербургских департаментов.

…Но человеческая природа не выносит двух равносильных противоположных страстей. Купец не смеет увлекаться. Он должен быть верен своей стихии – стихии выдержки и расчета. Измена неминуемо поведет к трагическому конфликту, а Савва Морозов мог страстно увлекаться.

До влюбленности.

Не женщиной – это у него большой роли не играло, а личностью, идеей, общественностью. Он с увлечением отдавался роли представителя московского купечества, придавая этой роли широкое общественное значение. Года два увлекался мною, потом Станиславским. Увлекаясь, отдавал свою сильную волю в полное распоряжение того, кем он был увлечен; когда говорил, то его быстрые глаза точно искали одобрения, сверкали беспощадностью, сознанием капиталистической мощи и влюбленным желанием угодить предмету его настоящего увлечения.

…Но самым громадным, всепоглощающим увлечением его был Максим Горький и в дальнейшем – революционное движение…» (В. Немирович-Данченко. Из прошлого).

«В нем была какая-то совершенно не вязавшаяся с его ультракупеческой внешностью непосредственность. Небольшого роста, весь какой-то одутловатый, цвет скуластого лица нездорового багрового оттенка, глазки маленькие, заплывшие, жесткая щетинистая бородка и такие же коротко подстриженные усы – неказист на редкость, а смех по-детски непосредственный, заливистый… И смена настроений такая же неожиданная: то светлел, то мрачнел по непонятным для окружающих причинам. Иногда вдруг поднимался, молча целовал руку Марии Федоровне [Андреевой. – Сост .] и уходил, забывая проститься с присутствующими» (А. Желябужский. Чудесная человечинка).

«Дважды мелькнув передо мною, татарское лицо Морозова вызвало у меня противоречивое впечатление: черты лица казались мягкими, намекали на добродушие, но в звонком голосе и остром взгляде проницательных глаз чувствовалось пренебрежение к людям и привычка властно командовать ими.