Яльмар Шахт - Главный финансист Третьего рейха. Признания старого лиса. 1923-1948

Моей деятельности не помешали интриги герра фон Лумма в Брюсселе. Сразу после возвращения в Берлин я возобновил работу в Дрезднер-банке. Мой старый шеф, Евгений Гутман, доверительно сообщил, что меня назначат постоянным членом правления при первой возможности. То, что я успешно работал заместителем управляющего банка в оккупированной Бельгии, несомненно, способствовало этому в немалой степени.

Дома я застал жену и двоих детей в нелегком положении. Еды не хватало. Молока для детей невозможно было достать. Поэтому я поступил так, как раньше поступили сотни тысяч берлинских трудящихся семей. Завел огород и козу, доить которую пришлось научиться моей двенадцатилетней дочери. Конечно, были и другие способы пополнить скудный продовольственный рацион, но они меня менее прельщали. Обычное жульничество претило мне. Пришлось смириться с тем, что культурные и духовные интересы вытеснялись трудностями ведения домашнего хозяйства в условиях войны.

К концу года — поскольку обещанное мне назначение в правление явно задерживалось — я поинтересовался, как обстоят дела. Гутман несколько растерянно признался, что его сын Герберт, член правления, возражал против моего назначения.

— Самое лучшее, что вы можете сделать, — сказал он, — это обсудить вопрос с Гербертом.

Разумеется, я сделал это без промедления. Герберт Гутман довольно простодушно объяснил мне причину своих возражений.

— Если вы войдете в правление, доктор Шахт, то боюсь, лишите меня всех банковских дел.

Под этими делами имелась в виду совместная деятельность нескольких больших банков, с которой обычно трудно справиться одному банку в одиночку и которая касается клиентов более чем одного банка.

Я ответил Герберту коротко и по существу. Просто рассмеялся:

— Если вы боитесь, дорогой Герберт, то я уволюсь.

В тот же день я сообщил членам правления, что намерен покинуть Дрезднер-банк. Перед моим уходом из банка сложилась несколько неловкая атмосфера, о которой сожалели обе стороны. Я работал в Дрезднер-банке тринадцать лет — с 1903 по конец 1915 года. Там я приобрел первые знания банковского дела и сделал первые шаги в карьере. Я запомнил эти тринадцать лет как самые благоприятные годы своей жизни, мои же отношения с прежними коллегами всегда оставались наилучшими. Я испытал некоторое удовлетворение, когда позднее кто-то сообщил мне доверительно, что Евгений Гутман особенно сожалел о моем уходе и впоследствии сказал коллегам: «Вы поступили очень глупо, когда позволили Шахту уйти».

— Что ты думаешь делать сейчас? — спросила жена. — Ты вечно сжигаешь мосты, не зная, куда приведет тебя новый путь.

— Дорогая, главное сейчас не то, хорошо или плохо ты выглядишь с материальной точки зрения, но можешь ли ты сохранить свою индивидуальность. Я не беспокоюсь за наше будущее ни в малейшей степени. Прежде всего явлюсь в военное ведомство.

Едва меня зачислили в районный отряд местной обороны, как поступил новый вызов на работу. Сообщение о моей отставке в Дрезднер-банке быстро распространилось, и герр Виттинг, тайный советник и председатель наблюдательного совета Национального банка Германии, предложил мне место в правлении учреждения. Национальный банк находился во втором ряду крупных банков Берлина. Он располагал капиталом в 90 миллионов марок. У него не было филиалов, вместо этого, однако, он стал членом нескольких синдикатов с другими большими банками и по этой причине пользовался особым уважением. После короткой беседы я подписал соглашение с банком, который еще раз увел меня от выполнения военных обязанностей в поезде, на базе или в военной администрации.

Через несколько дней после подписания соглашения Карл Фридрих фон Сименс — глава концерна «Сименс» — попросил меня повидаться с ним. Он предложил мне вакантную должность финансового директора. Это новое предложение вызвало у меня некоторую досаду, потому что, если бы оно поступило одновременно с предложением Национального банка, то я, вероятно, сделал бы выбор в пользу Сименса. Теперь же я взял на себя обязательства и был вынужден отклонить это предложение, поблагодарив за доверие.

Тот факт, что вся банковская деятельность сосредоточилась на поддержке военных усилий, означал, что наши обязанности были более однородны, чем в мирное время. Не было сделок с иностранцами или крупных финансовых операций. Однако даже во время войны появлялась интересная работа. В своей нынешней должности одного из управляющих банка я мог осознать, насколько в каждом отдельном случае личность значит больше, чем капитал.

Однажды, вскоре после того, как я занял должность, мой знакомый крупный бизнесмен прислал свою визитную карточку в запечатанном конверте, поскольку хотел, чтобы его посещение было как можно менее навязчивым. Он был клиентом Дрезднер-банка и заходил туда по делам. Когда он узнал, что я уволился, то отказался обсуждать свой вопрос с кем-либо другим и пришел со своим предложением ко мне, поскольку уже был знаком с моим непредвзятым отношением к делу и деловым стилем. Личное доверие значило для него больше, чем вопрос денег.

Почти то же самое произошло с агентом князя Гогенлоэ, который однажды попросил помощи. Князь Гогенлоэ-Хрин-ген вместе с князем Фюрстенбергом были членами так называемого «Концерна князей». Это объединение понесло тяжелые потери, пытаясь состязаться с большим бизнесом в промышленной и финансовой сфере. После ликвидации концерна князь Гогенлоэ оказался в долговой зависимости от Немецкого банка на сумму около 90 миллионов марок и полагал, очевидно, что его дела там вели некачественно. Он утвердился в решимости порвать связь с Немецким банком, но, видимо, затруднялся найти другой банк, который занялся бы его делом, либо потому, что кредитные обязательства этого учреждения были слишком велики, либо потому, что другой банк опасался испортить отношения с Немецким банком. Меня привлекла грандиозность задачи возможной консолидации предприятия Гогенлоэ. С целью разделить ответственность за выполнение поручения я убедился, прежде всего, в готовности сотрудничать компании Barmer Bankverein, а чтобы не портить наши дружественные отношения с Немецким банком, я встретился с Манкивицем, уполномоченным банка, занимающимся делом князя. Я объяснил ему, что князь полон решимости порвать контакты с Немецким банком в любом случае и что единственный способ избежать неприятностей заключается в том, чтобы его делом занялся банк, с которым предприятие князя поддерживает дружеские отношения. Это прямое и ясное заявление не замедлило возыметь действие. Поручение принял Национальный банк. Он смог очень быстро устранить неразбериху в течение последующих месяцев посредством продажи части имущества князя.