Евгений Нилов - Зелинский

Но как подойти к этому делу? Методы, имевшиеся до сих пор в распоряжении исследователей, приводили к смеси углеводородов.

А почему бы не попытаться в качестве основы взять не циклан, а соединения с открытой цепью и затем замкнуть ее, как делал он когда-то для получения тиофена? Это открыло бы совсем новый путь для синтеза. Мысль была смелой и понравилась Николаю Дмитриевичу.

Синтез двухосновных кислот разработан им детально в его докторской диссертации, какую же из кислот выбрать? Он остановился на пимелиновой кислоте, состоящей из пяти углеводородных звеньев, которые должны были в дальнейшем составить скелет циклической молекулы.

Вот над этой-то работой и проводил Николай Дмитриевич долгие вечерние часы. Вечерами работать было хорошо. Исчезал поток шумной, говорливой молодежи, оставались только ближайшие сотрудники, как и их руководитель, энтузиасты химического синтеза. Здесь работали молодые Шилов и Чугаев, еще студенты, но уже неоценимые помощники. Сюда приходили освободившиеся от занятий со студентами Дорошевский, Крапивин и другие лаборанты.

Шумели горелки, слышался мерный стук падающих в приемник капель перегоняемой жидкости да тихое мурлыканье напевающего что-то препаратора Степанова, непременного участника вечерних бдений. Недавно поступивший служителем, он скоро стал необходимым помощником во всех работах. Никто лучше его не мог приладить не желающую входить в колбу пробку, ловко согнуть на горелке соединительную трубку, идеально залить коллодием места соединения для герметизации. Николай Дмитриевич, сразу же оценивший Степанова, скоро перевел его в препараторы.

В один из таких вечеров родился первый искусственный углеводород, первый химически чистый нафтен.

Давно уже Николай Дмитриевич разработал тщательнейшим образом методику его синтеза, давно продумал все переходные стадии, и все же то одно, то другое «заедало», не получалось.

Наконец все было налажено. Необычайно аккуратный и «легкий на руку» Шилов закончил синтез диметилпимелиновой кислоты и получил ее кальциевую соль. Степанов подготовил реторту для сухой перегонки соли. Вскоре в приемнике уже появились первые капли промежуточного продукта. Пришел Николай Дмитриевич и сам включился в работу. Он приступил к последней реакции.

Вот, наконец, и долгожданный первенец — диметилциклогексан, необходимый эталон для исследования нефти. Вот уже спрятан он в большую, запаянную с двух сторон пробирку и покоится там, прозрачный, бесцветный, бесстрастный. Будто это не он доставил столько хлопот и труда своим изготовителям. А те стоят, удовлетворенные своей работой, счастливые созерцанием ее результатов.

Кто-то тихонько запевает. Петь в лаборатории любили, пение немало помогало работе, заставляло лучше чувствовать общую сплоченность.

Не раз уже предупреждал субинспектор Курочкин, что петь в лаборатории нельзя, и химики теперь осмеливались делать это только в вечерние часы, когда можно было не опасаться неприятного визита.

Начатую песню подхватили Шилов и Чугаев. Дорошевский подтянул своим мягким, немного грустным тенорком. Загудел на басовых нотах Степанов. Не выдержал и Николай Дмитриевич. Радостный от удачи, от благодарности к этим милым людям, не жалевшим своего времени и труда для любимого дела, запел он громко и весело, как певал в студенческую пору. Комната наполнилась дружным хором звуков. Пели «Дубинушку»:

Вдруг дверь открылась, и на пороге возникла сперва рыжая борода лопатою, а за ней и вся сутулая фигура субинспектора.

— Так, значит, нарушаете, — заскрипел он ржавым голосом среди сразу наступившей гробовой тишины. — Нарушаете распоряжение администрации. И в присутствии профессора… Ну, от вас, уважаемый Николай Дмитриевич, никак не ожидал!

На следующий день руководитель лаборатории профессор Зелинский получил выговор с предупреждением за допущение недозволенного пения в стенах университета.

Так была ознаменована первая победа Николая Дмитриевича и его учеников, первое их достижение в области химии нефти.

12 января 1894 года Николай Дмитриевич в первый раз встречал в Москве традиционный студенческий праздник. Татьянин день начался торжественно. Университетская церковь сияла бесчисленным количеством свечей. Профессор богословия, протоиерей Елеонский, облачившись в золоченые ризы, с торжественным выражением лица проводил праздничную службу.

После богослужения все чинно направились в актовый зал. Ректор университета Некрасов выступил с годовым отчетом, и торжественная часть празднования 139-й годовщины открытия Московского университета окончилась.

Настоящий праздник начинался вечером, когда загорались фонари, освещались окна ресторанов и, поскрипывая полозьями по снегу, во все концы старой столицы мчались извозчики — одноконные «лихачи» и запряженные парой санки с высокой спинкой, носящие нежное название «голубок».

Николай Дмитриевич поехал на товарищеский обед в «Эрмитаж». Когда Зелинский вошел в зал, все столики были уже заняты, а некоторые сдвинуты вместе.

— Николай Дмитриевич! Сюда пожалуйте!

Химики сидели между физиками и географами. Они успели также сдвинуть свои столы. Столетов и Марковников, большие друзья, сидели рядом, и оба уже шумели, споря друг с другом. Здесь были Мензбир, Вернадский, Каблуков, Реформатский, Умов…

Кроме профессуры Московского университета, в зале «Эрмитажа» татьянин день праздновали бывшие студенты Московского университета: врачи, адвокаты, учителя, журналисты, чиновники. Они вспоминали свою «альма матер», незабываемые студенческие годы. То в одном, то в другом углу поднимались ораторы. Речи произносились на один манер: что-то иносказательное, цветистое о грядущей заре, рассвете, о светоче и вечных идеалах правды и справедливости. Одни плакали счастливыми и пьяными слезами. Другие угрюмо возглашали: «Ин вино веритас!» — и требовали новую батарею бутылок.

Подняли бокалы и за профессорскими столами.

— За процветание российской науки! Да здравствует Московский университет!

— Московскому университету, его славным профессорам, доцентам, лаборантам многая лета! — возгласил громовым голосом Марковников.

Многолетие подхватили на других столах. Из дальнего угла зала раздался задорный молодой басок:

— Союзному совету, студенческому землячеству и революционному студенчеству многая лета!