Евгений Нилов - Зелинский

В 1842 году Н. Н. Зинин нашел способ синтетически изготовлять анилин из углеводорода бензола, получаемого из угля или нефти. Это открытие и положило начало анилино-красочной промышленности. То, что природа выращивала в течение целого года на огромных просторах земли, химики научились делать за несколько часов на заводах. Химики очень быстро превзошли природу не только по скорости, но и по многообразию изготовляемых красок. Уже перед первой мировой войной на основе анилина изготовлялось свыше 10 тысяч типов красителей. Однако натуральный краситель индиго все еще оставался непревзойденным. По вопросу индиго и обратился к Зелинскому профессор М. А. Ильинский на одном из совещаний ВСНХ.

— Положение с красителями очень тяжелое, — рассказывал он. — Особенно остро стоит вопрос с индиго: импорт закрыт, старые запасы иссякли. Текстильщики ругают Главанил, а что тут сделаешь?

— А почему бы Главанилу не наладить синтез искусственного индиго? — предложил Николай Дмитриевич.

— Я сам об этом думал, — живо отозвался Ильинский. — По правде сказать, и разговор этот затеял неспроста. В Главаниле просят нас провести ряд работ.

— А поможет нам Главанил с реактивами и топливом? — спросил Николай Дмитриевич, искавший везде путей для обеспечения работы лаборатории.

Вскоре профессорами Зелинским и Ильинским была составлена программа работ, утвержденная техническим совещанием Главанила 18 сентября 1919 года. Со своей стороны, Главанил взял на себя шефство над лабораторией Зелинского.

Это содружество дало прекрасные результаты: уже через год Николай Дмитриевич докладывал в Главаниле разработанный им метод технического синтеза диметилиндиго, вполне заменяющего дорогостоящий импортный краситель.

Был проведен еще ряд исследований, необходимых для восстановления анилино-красочной промышленности. Николай Дмитриевич принимал участие в работе технического совета Главанила. Сразу же установил он тесную связь с Дорогомиловским заводом кра «сителей. Эта связь ученого с работниками производства продолжалась всю его жизнь. На Дорогомиловском заводе делал он сообщения о работах лаборатории, делился достижениями, помогал советом. Связь его с этим заводом была настолько тесной, что он, по существу, стал членом его коллектива, и во время очередной всеобщей проверки работников советских учреждений проходил «чистку» именно на Дорогомиловском заводе. Член-корреспондент АН СССР Н. И. Шуйкин вспоминает забавный эпизод, происшедший при этой «чистке». Кто-то прислал Николаю Дмитриевичу записку с нелепым вопросом: «Как вы относитесь к папе римскому?» Зелинский насмешливо ответил: «Что мне папа римский! Я человек православный».

Загрузка профессора Зелинского увеличивалась все больше и больше. День его был уплотнен до предела.

9 часов утра. Николай Дмитриевич ровным шагом входит в аудиторию. Он никогда не спешит и никогда не опаздывает.

Свои лекции он строит теперь так, чтобы они были доступны и малоподготовленным студентам. Без громких фраз излагает он предмет, четко и ясно, стремится провести больше наглядных демонстраций и опытов. Николай Дмитриевич и раньше не мог пожаловаться на невнимательность аудитории, но теперь особенное удовольствие получал он, читая лекцию, — такой интерес, такая жажда знаний светилась в глазах его молодых слушателей.

После лекции профессор спешит в лабораторию. Здесь он проводит не менее трех-четырех часов. Ведь к каждому надо подойти, каждого расспросить, как идет работа.

— Что нового, друг мой? — задает обычно вопрос Николай Дмитриевич.

А новое всегда есть.

Вот студент-дипломник Шуйкин проводит синтез спироциклана — углеводорода, состоящего из двух колец, соединенных одним общим углеродным атомом. Давно уже Зелинский с учениками синтезировал всех представителей ряда циклических углеводородов, теперь он перешел к более сложным системам с двумя и тремя кольцами в молекуле.

Синтез всех этих систем представлял очень большие трудности, и полученные вещества являлись уникальными образцами, необходимыми для создания химии углеводородов.

Спироциклан синтезировался впервые, и те несколько десятков граммов, которые ожидались от работы Шуйкина, были очень важны для всесторонней характеристики нового соединения. Когда препарат был уже готов, вспоминал Н. И. Шуйкин, другой студент в отсутствие Шуйкина рассыпал его. Не желая подводить товарища, Шуйкин умолчал об этом и смущенно показывает профессору крохотную кучку — граммов 10–15 вещества — все, что осталось от и без того небогатого урожая. Он ждет, естественно, грома. Но Николай Дмитриевич внимательно смотрит, покашливает и ничего не говорит: видно, понял, что Шуйкин не может рассказать истинную причину неудачи, а солгать не хочет.

Обход продолжается. У каждого есть что рассказать, каждому профессор внимательно объясняет, подсказывает.

Не терпит он только недобросовестности в работе. Если заметит, что кто-нибудь «подогнал» цифру в анализе или еще как «схитрил», сразу насупится, замолчит и потеряет к этому человеку всякий интерес. Такой работник для него уже не существует.

Работавший с Николаем Дмитриевичем много лет профессор Б. М. Беркенгейм писал в своих воспоминаниях:

«Будучи сам человеком весьма скромным, никогда не любя выдвигать себя среди других на первое место, Николай Дмитриевич, в свою очередь, чрезвычайно неблагосклонно относился к нескромности, к самохвальству, к тщеславию, к шарлатанству. Ничем его нельзя было больше рассердить, как такими чертами характера».

Но вот обход окончен. Николай Дмитриевич идет к себе в кабинет. Здесь его уж непременно дожидается какой-нибудь химик с завода.

Дорога в органическую лабораторию Московского университета стала известна уже многим представителям промышленности. Приходили с Дербеневского и Дорогомиловского заводов, приезжали из Ярославля, Костромы и других городов. Везде были разруха, неполадки, которые необходимо было преодолеть во что бы то ни стало, чтобы сохранить жизнь страны, укрепить новую власть.

Приехали из Грозного. Положение на нефтеперерабатывающем заводе катастрофическое, заводу грозит остановка из-за того, что трубопроводы его забиваются парафином.

Нефтеперерабатывающий завод — это прежде всего трубы: широкие и узкие, на земле, под землей и в воздухе, десятки километров труб, сложная, фантастическая паутина. Они то расходятся в разные стороны, то соединяются в пучки, то переплетаются, как клубок гигантских змей. Разобраться в лабиринте труб нелегко. Нелегко и подобраться к ним.

И вот эти трубы засоряются. Из продуктов переработки нефти выпадает парафин. Липкий, густой, он забивает трубы, мешает продвигаться потокам перерабатываемых нефтяных продуктов.