Нина Пицык - Богомолец

Мысль самому понравилась. Взял и на первой странице рукописи книги «Продление жизни» надписал: «Доктору Олегу Богомольцу и его будущим потомкам назидательно посвящается».

Академик не избегает встреч с журналистами. Беседы с ними помогают время от времени со стороны посмотреть на свершенное и заново измерить путь в будущее. Интервью сотруднику «Курортной газеты» затянулось далеко за полночь.

— Вот заканчиваю книгу «Продление жизни», — говорит, перекладывая исписанные листы, Александр Александрович. — Это деловой отчет о многолетних поисках разгадки тайн жизни и смерти, размышлений и конкретных наблюдений. В ней читатель найдет мои взгляды на причины и суть старения и первые практические выводы.

— Правильно я понял: о многолетних размышлениях и поисках?

— Да. Еще у гроба матери я мечтал о человеческом бессмертии. В 1911 году в Саратовском университете утверждал, что старость к людям в наш век приходит намного раньше, чем организм исчерпает свои возможности. Запас его жизненных сил рассчитан по меньшей мере на сто пятьдесят лет.

С утверждением социалистического строя шансы на удлинение средней продолжительности жизни людей возросли в высшей степени. Мог ли я при этом остаться в стороне от заветной мечты человека жить долго?. Конечно, нет! Вот и взял в осаду саму старость.

— Уже можно говорить об успехах?

— Не следует спешить. Наш институт только начал работу над проблемами, где начинается старость, что происходит в человеческом организме с годами, можно ли отдалить старение. Есть уже первые находки, а в целом о старости, по существу, нам известно очень мало.

В Украинском институте экспериментальной биологии и патологии, руководимом академиком, поиски ведутся в трех направлениях: врачи обследуют долгожителей, в лабораториях ставятся опыты на животных, а в диспансерном отделении сделаны первые попытки ослабить, замедлить уже начавшийся процесс преждевременного старения людей.

В поисках долгожителей сотрудники Богомольца подымались в горы и спускались в долины Абхазии. В 1938 году встретили очевидцев нашествия Наполеона на Россию и современников Пушкина. Все эти люди и после ста тридцати лет жизни сохранили светлый ум и хорошую память.

Но ограничиться только наблюдениями ученый не мог. Путем опытов он добывает все новые данные о возрастных изменениях в тканях, органах, системах и в целом человеческом организме.

В палатах нового диспансерного отдела института уже побывали несколько сот рано начавших стариться людей. Академик поставил перед помощниками задачу затормозить их дальнейшее старение. Режим, спорт, диета и новые лечебные средства — переливание крови и АЦ-сыворотка — во многих случаях заметно улучшили здоровье пациентов. Анализы тоже свидетельствовали о положительных глубинных сдвигах к лучшему.

Особенно разительными оказались результаты применения сыворотки в случаях медленного срастания трубчатых костей у людей преклонного возраста. Организм, рано пришедший в упадок, не в состоянии был скрепить обломки костей. Не помогали никакие врачебные ухищрения: старики годами томились, закованные в гипс. Доктор О. А. Богомолец пришел им на помощь: после нескольких уколов АЦС рентген зафиксировал быстрое развитие костной мозоли, скреплявшей обломки.

— Так это же рождение нового направления в борьбе за нормальное долголетие — с помощью медикаментозных средств! — воскликнул журналист. — Так и разрешите написать?

Богомолец молчит — он думает о своем. Наконец медленно, как бы подчеркивая интонацией, что следует запомнить, говорит:

— Классическое предупреждение Галилео Галилея — «Легче узнать законы движения светил небесных, чем познать законы движения воды в ручейке» — я не забыл. И все-таки верю, что наступит день, когда преждевременную старость будут считать прошлым. Первый кирпич в это дело нами уже заложен. Но только первый!

Богомолец стоит перед растворенным окном. За ним — тихий южный вечер. На черном небе мерцают россыпи звезд. Кажется: они рядом — протяни руку и прикоснешься к ним. «Так и в науке, — думает ученый, — истина кажется близкой, еще усилие, и — вот она! Но то самообман. Сколько шагал и сколько еще шагать к ней, этой манящей цели, к этой влекущей «прочности человеческой жизни»!

— Когда медицине станет по силам предотвращать преждевременную старость, человечество претерпит глубокие изменения. То, что сейчас мы именуем старостью, будет только детством и юностью продолжительного века. Представляете, какой многоопытной и производительной будет зрелость! А насколько увеличатся свершения талантливых людей!

Да и сама смерть, став естественной, перестанет быть трагедией. К здоровым людям старость придет незаметно. Равномерно и безболезненно затухнут все жизненные функции организма, в том числе и инстинкт жизни, и конец придет, как желанный сон. Воистину сказочным будет то время!

Ветер, шелестя пожухлыми листьями, купается в верхушках деревьев, обступивших жилой дом на Виноградной улице, а потом, подхватив вырвавшиеся из окна второго этажа возгласы спорящих между собой труб и флейты, отправляется вдаль.

Александр Александрович отдыхает! Но по привычке к постоянной, очень напряженной работе он не переносит полного бездействия. Его мозг и в часы отдыха нуждается в каком-то занятии. Самое любимое — музыка. Такую же любовь к музыке он привил и своим ближайшим ученикам.

Увлечение музыкой у Богомольца давнее. Когда-то он сам играл на скрипке. В бытность свою в Одессе даже в любительских концертах участвовал. В Саратове профессор числился в списках членов-посетителей только открывшейся тогда в городе Алексеевской консерватории. Сестре отца в 1913 году в Нежин писал: «После науки я больше всего люблю музыку. Она волнует меня, пронизывает все мое существо. Порой воспринимаю звуки почти физически. Тогда сквозь самое сложное звучание чувствую счет — удары сердца симфонии. При этом и мысли подчиняются их ритму. Домой с концертов ухожу умиротворенный, с желанием творить и творить. Я убежден: музыка — наслаждение высшего порядка».

Дела, заботы и все чаще нездоровье мешают Богомольцу бывать на концертах. Но у него уникальная коллекция грампластинок. Ученый гордится ею. Зная о его страсти, уже много лет близкие и друзья постоянно дарят ему редчайшие записи. Годами он сам разыскивает любимые произведения: второй концерт Шопена, партии оперы «Борис Годунов» в исполнении Шаляпина, концерты Грига. Пятую и Шестую симфонии Чайковского и «1812 год» считает лучшими в мировой классической музыке.

В часы «очищения головы» Богомолец сменяет пластинку за пластинкой. Музыка для него — привычный, прирожденный язык.