Борис Никитин - Роковые годы

Вокруг того же Либера вертелась компания нескольких очень подозрительных людей, против которых у нас были начаты интересные расследования. Эти господа жили в небольшой плохонькой гостинице на Фонтанке; Либер сам иногда к ним наведывался. Собственно, отсюда он и попал под обзор контрразведки. Половцов несколько раз говорил мне о жалобах Либера, будто его преследуют мои агенты. Я разводил руками и отвечал, что непосредственных данных у меня нет никаких, но знакомства у него самые предосудительные. Мне объясняли, что то был ярко выраженный тип соглашателя.

Исходя из практики и по всем этим соображениям, можно с уверенностью сказать, что мой доклад Половцову для Временного правительства 1 июля не мог не дойти до большевиков.

Теперь уже точно известно и знаменательно, что как раз на другой день, именно 2 июля, Ленин вдруг спешно стал составлять план восстания. В то же время большевики не скрывали, что для большинства из них восстание произошло неожиданно. Они пробовали объяснить, что 1-й пулеметный полк выступил «по неизвестной причине», а остальные только примкнули «стихийно». Между тем когда через неделю был арестован полковой комитет 1-го пулеметного полка, доставлявший нам так много неприятностей, то его тройка от президиума — живые фигуры из музея Ламброзо, — не на шутку перепугавшись, подтвердила, что все указания получала от Центрального комитета партии большевиков; а на мой вопрос: «Почему так внезапно выступили?» — мне ответили, что им сказали, будто они будут скоро арестованы.

Сопоставляя эти факты, у меня невольно напрашивается вывод, что немецкие наемники, прослышав, что их хотят захватить не позже 7 июля, поспешили своим выступлением опередить эту дату. Они ускорили восстание, намеченное их руководителями из Берлина.

История уже отметила тот достоверный факт, что восстание явилось «неподготовленным» и началось без ведома отдельных большевиков, которые все вместе так до сих пор и не дали надлежащего объяснения этой поспешности.

Однако если мой промах имел свои последствия, то в конечном результате он случайно послужил нам на пользу: большевики выступили первыми и уже тем самым восстановили против себя все население Петрограда.

День 3 июля наступил для всех нас так же неожиданно, как для многих из них. Временное правительство узнало о выступлении часа на два раньше меня: вероятно, сведение дошло до него по тому же обратному проводу.

Около 5 часов дня, выйдя из одного дома на Невском, я не нашел своего автомобиля. Швейцар поспешил объяснить, что его увели силой какие-то солдаты. Отправляюсь пешком в управление контрразведки. По дороге встречаю несколько автомобилей с вооруженными людьми в серых шинелях, самого безобразного, неряшливого вида, на передних крыльях машины обыкновенно лежит по хулигану с винтовкой штыком вперед. Придя на Воскресенскую набережную, первого, кого увидел, — своего шофера Николая. Его было захватили силой и заставили везти, но хитрец, едва доехав до Литейной, остановил машину; выключив мотор, он поднял капот и на все понукания и окрики делал вид, что занят исправлениями, отвечал, что мотор испортился. Посидели так минут двадцать; видя, что мотор не исправляется, вылезли и ушли, выругав напоследок.

Простояв еще для виду с четверть часа, Николай закрыл капот, сел за руль и помчался к нам в гараж, где и запер машину.

Тем временем по телефону начинают поступать донесения о митингах в полках, а «наблюдатель» из Совета солд. и раб. депутатов доносит, что большевики требуют немедленной передачи власти советам, и заседание рабочей фракции по этому поводу состоится вечером. Как раз на 8 часов вечера в этот день у меня было назначено свидание на конспиративной квартире, на Моховой улице, с секретным сотрудником, иногда посещавшим дом Кшесинской.

Иду к назначенному часу; узнаю, что большевики поднимают завтра вооруженное восстание. Для этого, на усиление петроградских банд, к утру будут притянуты кронштадтцы и гарнизоны из окрестностей; в том числе, конечно, солдаты сильно большевизанствующего 2-го пулеметного полка из Ораниенбаума. Большевики, игнорируя Временное правительство, пойдут на Таврический дворец, разгонят ту часть депутатов, которая поддерживает Временное правительство, объявят о передаче верховной власти Советам и составят новое правительство.

Около 10 часов вечера попадаю в Штаб округа. Сведения, как и следовало ожидать, поступают очень скверные. Приходится радоваться, когда узнаешь, что тот или иной полк согласен в восстании вообще не принимать участия ни с чьей стороны и обещает завтра не выйти на улицу, как заверяют нас полки 1-й Гвардейской пехотной дивизии. Совсем обратное приходит из полков Гренадерского, Финляндского, Павловского и вообще всей 2-й гвардейской дивизии, равно как 1-го запасного и, конечно, 1-го пулеметного, с которым мы давно на положении открытой войны. Эти все не только выйдут на улицу, но выступят против.

Таким образом, пехоты у Главнокомандующего совсем нет.

Артиллерии за ним только запасная батарея гвардейской конной в Павловске. Юнкера артиллерийских училищ уже давно сидят без лошадей и орудий, так как они у них отобраны командами солдат, состоящих при училищах.

Броневики были для нас всегда недосягаемы: они официально подчинялись Совету солд. и раб. депутатов; команды их сильно распущены и выступят, конечно, против.

Остается кавалерия: единственная опора Главнокомандующего — 1-й Донской казачий полк, а также до известной степени 4-й Донской и два эскадрона запасного кавалерийского полка. Вообще же казаки просили их без пехоты не выводить.

Таким образом, выступить Половцову в буквальном смысле не с кем.

Тем временем со всех сторон подтверждаются сведения, что большевики поведут удар на Таврический дворец.

Половцов решает выжидать с казаками событий, чтобы использовать их в удобном случае, когда таковой представится.

Независимо от сего Совет солд. и раб. депутатов надеется притянуть на свою защиту какие-то части.

Он приглашает Половцова переехать в Таврический дворец, чтобы руководить этими войсками оттуда. Воинская секция Совета состоит, мол, из выборных от гарнизона и рассчитывает на некоторое влияние, а распущенная масса номинально подчиняется Совету, отдельная комиссия которого утверждает приказы Главнокомандующего.

Половцов отвечает отказом, предпочитая остаться как бы на фланге с несколькими сотнями казаков. Вместо себя он решает послать в Таврический дворец меня. Узнаю об этом внезапно, приблизительно в 12 часов ночи. Едва успеваю выслушать приказание, как приходится брать фуражку. Меня официально повезет в Совет член исполнительного комитета, бывший большевик Войтинский. Он стоит тут же, около Половцова, и торопит.