Михаил Пазин - Романы Романовых

Однако заботы о наследнике не оставляли Федора – будучи смертельно больным человеком, он обязательно должен был жениться, чтобы обзавестись хотя бы одним сыном. В этом был его долг как государя. Ровно через семь месяцев после смерти Агафьи, в феврале 1682 года царь женился вновь. Его новой женой стала 16-летняя Марфа Апраксина, тоже происходившая из незнатного рода. Говорили, что ему ее подсунул все тот же Языков, так как она была его то ли крестницей, то ли дальней родственницей. Но, судя по всему, Федору было уже все равно. Безмерное горе заполняло все его существо. Свадьба прошла еще тише, чем в первый раз. Из-за болезни ног царь венчался, сидя в кресле. Кремль на время свадьбы был вообще заперт, чего никогда не бывало. После венчания Федору стало плохо настолько, что он слег, и только через неделю смог принять придворных с поздравлениями. Еще через несколько дней царь с царицей дали скромные «столы». Такая вот скорбная свадьба. Государь был уже одной ногой в могиле, и детей от этого брака не было.

Скончался Федор Алексеевич в 1682 году, через два месяца после новой женитьбы, «апреля в 27 день, грехов ради всего Московского государства». И шел ему всего лишь 21-й год! Остается только удивляться, как много он сделал за свои короткие шесть лет правления, учитывая юный возраст царя. Не являлась ли при этом движущей силой, побудительным мотивом, его любовь к Агафье Грушецкой?

Но со смертью Федора Алексеевича не все было просто. Помните заключение врачей, осматривавших царя и сделавших вывод, что его болезнь не смертельна? А тут он умирает совсем молодым! Конечно, сразу пошли слухи, что его отравили. И сделали это Нарышкины, в частности, по приказу «медведихи», как называли Наталью Кирилловну. В подтверждение этой версии можно заметить, что во время бунта, вспыхнувшего сразу после кончины Федора Алексеевича, разъяренные стрельцы изрубили на части Ивана Нарышкина, подозревая его в отравлении царя, и личного врача государя Даниила фон Гадена. Кроме отравления Федора ему приписали еще и чернокнижие. Так это было на самом деле или нет, за давностью времени трудно разобраться.

Любопытна история кончины второй жены Федора – Марфы Апраксиной. Она на 33 года пережила своего мужа и умерла в 1715 году. При этом «любознательный» Петр I решил узнать: спал Федор с Марфой или нет? Он лично сделал вскрытие и убедился, что Марфа умерла девственницей. Любопытство негодяя было удовлетворено!

«Свет мой Васенька! Здравствуй, батюшка мой, на многие лета! И паки здравствуй, Божиею и Пресвятой Богородицы милостию и своим разумом и счастьем победив агаряне! Подай тебе Господи и впредь врагов своих побеждать! А мне, свет мой, и не верится, что возвратишься; тогда только поверю, как увижу тебя в объятиях своих, света моего. Что же, свет мой, пишешь, чтобы я помолилась: будто я верно грешна перед Богом и недостойна; однакож, хотя и грешная, дерзаю надеяться на его благоутробие. Ей! Всегда прошу, чтобы света моего в радости видеть. Посем здравствуй, свет мой, на веки несчетные», – писала Софья Алексеевна своему возлюбленному, Василию Голицыну, когда он воевал с татарами и турками в Крыму.

Это восторженное письмо написала женщина, которой уже исполнился тридцать один год. Сколько пыла в этом коротком послании! Кто же она, Софья Алексеевна Романова? И кем для нее был «свет мой», боярин и князь Василий Васильевич Голицын?

Ее образ мы можем видеть на знаменитом портрете Ильи Репина «Царевна Софья Алексеевна в Новодевичьем монастыре в 1698 году». Мы не знаем, какая толстая и непривлекательная, мужеподобная, с выпученными глазами, бабища послужила моделью для знаменитого художника. О ней и сейчас пишут: «А тело ее было широко и коротко, как обрубок! А голова – как котел и покрыта волосатыми бородавками! А на ногах – шишки!» Этот образ правительницы Русского государства как будто списан с насквозь лживого романа Алексея Толстого «Петр I».

Все это неправда. Судя по воспоминаниям современников, в том числе иностранцев, обретавшихся при русском дворе и видевших ее воочию, Софья была весьма привлекательной молодой женщиной. Вольтер, знакомый с ее подлинными портретами, называл ее красавицей. Она не была, конечно, красавицей в истинном значении этого слова, но не была и безобразной, как о ней говорили в петровское время.

До своего головокружительного взлета на вершину власти Софья жила так же, как и прочие царские дочери и жены. Им предписывалось такое строгое исполнение всех обрядов и правил, что кремлевские терема оказывались самыми суровыми монастырскими стенами в России. Только священнослужители и родственники были единственными посетителями царского терема. Содержание девушек напоминало строгие порядки султанского гарема, но правила здесь были еще жестче. Даже врач к ним допускался только в случае очень серьезной болезни. Когда он приходил, то ставни закрывались, чтобы он не смог увидеть своей пациентки при ярком свете. Щупать пульс доктору позволялось только через какую-нибудь тонкую ткань. То же самое было и при посещении церкви. Потайные ходы вели из терема в храм, где царица и царевны скрывались за специальными красными занавесями от взглядов других прихожан. Порой дело доходило до смешного, если не страшного. Однажды в одном из внутренних дворов царского дворца два молодых дворянина, оболтусы Бутурлин и Дашков, случайно встретили карету, в которой царица вместе с дочерьми отправлялась на богомолье в дальний монастырь. Этот случай чуть не стоил им головы. Их поволоки в застенок и стали пытать – а не специально ли они поджидали экипаж, чтобы взглянуть на царицу? Царевны не могли присутствовать ни на одном торжестве, и ничто не нарушало тягостного однообразия теремной жизни. Они могли появляться только на похоронах, при этом шли за гробом в непроницаемых накидках, очень похожих на паранджу. Простой народ знал их только по именам, упоминаемым на богослужениях. Они же, в свою очередь, ничего не знали о том, как живет страна, и вынуждены были существовать в том узком кругу, который им был определен по статусу. Мы уже писали о том, что они не могли выходить замуж, познать сладость любви и радость материнства. Простой смертный им в мужья не годился – это не соответствовало их высокому положению. В то же время какой-нибудь иностранный принц не мог стать мужем царской дочери, так как для этого ему пришлось бы сменить религию. Им была одна дорога – в монастырь.

И Софья Алексеевна эту замшелую женоненавистническую традицию сломала! После нее уже никто не осмеливался запирать женщин в теремах; они могли выходить замуж за иностранцев, и даже обязательно за них, участвовать в политике, вести светский образ жизни со всеми ее радостями и удовольствиями.