Ольга Клюкина - Святые в истории. Жития святых в новом формате. XVI-XIX века

Но без реальной биографии оптинского старца Амвросия понять это явление не получится.

8 октября 1839 года молодой учитель греческого языка двадцати семи лет Александр Гренков впервые вошел в ворота Оптиной пустыни.

С собой у него был только семинарский аттестат, удостоверяющий личность: второпях он забыл положить в сумку паспорт.

Учитель Липецкой семинарии Александр Михайлович Гренков собирался в монастырь «как на пожар» и покинул дом тайно, среди ночи, боясь, что его кто-нибудь или что-нибудь остановит. До Оптиной пустыни он добрался в простой деревянной телеге, которая подпрыгивала на каждом ухабе и увязала в лужах.

Что осталось у него за спиной? Детство в селе Большая Липовица Тамбовского уезда, где его дед Федор служил священником, а отец в той же церкви – пономарем. Большая семья жила в деревенском дедовском доме. Строгие, религиозные родители не очень-то жаловали его в детстве за «неуемность» и вечные проказы. То он вдруг начнет стегать смирно стоявшую во дворе лошадь, а та взбрыкнет копытом, то нарочно раздразнит до крика младшего брата, так что и дед схватится за ремень…

В двенадцать лет Саша был определен в училище, а по его окончании перешел в Тамбовскую семинарию. Судя по оценкам в аттестате, любимыми его предметами были Священное Писание, история, грамматика, риторика и стихотворство.

Спустя много лет Амвросий Оптинский расскажет о поэтическом опыте своей юности: «Признаюсь вам, пробовал я раз писать стихи, полагая, что это легко. Выбрал хорошее местечко, где были долины и горы, и расположился там писать. Долго-долго сидел я и думал, что и как писать, да так ничего и не написал».

Впрочем, он всегда любил говорить в рифму, и у него будут получаться маленькие складные проповеди:

За год до окончания курса в Духовной семинарии Александр Гренков заболел, да так серьезно, что почти перестал надеяться на выздоровление и дал обет: если выздоровеет, то в благодарность к Богу пойдет в монастырь.

Болезнь миновала, но в монастырь семинарист Гренков так и не пошел. Во-первых, ему нужно было окончить курс, сдать выпускные экзамены, да и решимость постричься в монахи прошла. Закрутилась обычная студенческая жизнь.

После окончания семинарии он поступил учителем в дом помещика, примерно через полтора года устроился преподавать в Липецком духовном училище и даже подумывал о карьере военного. Возможно, это была шутка: от природы общительный и неунывающий Александр Гренков часто рассказывал смешные истории, музицировал и был, как говорится, душой общества.

Впрочем, сам он рассказывал об этом на первый взгляд веселом времени иначе: «После выздоровления я целых четыре года все жался, не решался сразу покончить с миром, а продолжал по-прежнему посещать своих знакомых и не оставлял своей словоохотливости. Бывало, думаешь про себя: ну вот, отныне буду молчать, не буду рассеиваться. А тут глядишь – зазовет кто-нибудь к себе, ну, разумеется, не выдержу и увлекусь разговорами. Но придешь домой – на душе неспокойно; и подумаешь: ну, теперь уж все кончено навсегда, совсем перестану болтать. Смотришь, опять позвали в гости, и опять наболтаешь. И так вот я мучился целых четыре года».

В июле 1839 года Гренков и его сослуживец Покровский отравились в село Троекурово, где жил известный в округе затворник Иларион. Молодые люди хотели, чтобы прозорливый старец помог им разобраться в жизненном предназначении, преподавательская работа в семинарии обоих тяготила.

Александр признался старцу, что давно раздумывает о монастыре, и тот ему сказал: «Иди в Оптину». А помолчав, прибавил: «Тебя там ждут». Все это, конечно, было удивительно: почему именно в Оптину пустынь, кто там Гренкова ждет?

Следующим заговорил Покровский: ему-то как раз не хотелось в монастырь. «Ну что же, Павел, поживи пока в миру», – согласился старец.

Закончились летние каникулы, начался новый учебный год, а в жизни преподавателей Липецкого духовного училища ничего не изменилось. Но это только казалось…

Покровский, оставивший воспоминания о поездке к старцу в Троекурово, рассказывает и другой случай. Однажды утром Гренков объявил: «Уеду в Оптину», и никакие уговоры о том, что в училище только что начались занятия и его никто не отпустит, на него не действовали. На следующий день Александр Гренков исчез из Липецка, и начальству потом пришлось его разыскивать, писать запросы. Обнаружился он через несколько месяцев – в Оптиной пустыне.

Оптина пустынь. Фотография. 1909 г.

«Тебя там ждут…» – говорил затворник. Но поначалу Александру Гренкову вовсе так не показалось.

Оптинский старец Леонид был первым, к кому обратился Александр Гренков, сообщив о намерении поселиться в монастыре. Старец отправил его в монастырскую гостиницу, велел сначала присмотреться к жизни в обители и дал несложное послушание: потихоньку переписывать в гостиничной келье рукопись «Грешных спасение».

Так прошло почти три месяца, во время которых преподаватель Гренков с удивлением открывал для себя Оптину пустынь.

Настоятелем монастыря был архимандрит Моисей (Путилов). Его трудами за каких-то двадцать лет монастырь преобразился до неузнаваемости. На месте леса росли фруктовые сады и огороды, были построены каменные храмы, большая трапезная, гостиница для паломников, раскинулись редкой красоты цветники. При поддержке калужского митрополита Филарета (Амфитеатрова) был основан скит.

Но главное, на богослужения в монастырь теперь приходило множество народа, и зачастую приезжие оставались в монастырской гостинице на несколько дней, а то и еще больше. Не только крестьяне из окрестных сел, но и помещики, городские купцы, чиновники, студенты, женщины, получив благословение настоятеля, стремились непременно попасть в келью старца Леонида.

Оптинский старец Леонид имел в монастыре особое послушание – ежедневно принимать народ, который шел к нему, как на исповедь, хотя на самом деле – за каким-нибудь советом или просто «выговориться».

Некоторые монахи даже стали роптать: что это за работа? Сидит на своей койке и беседует обо всем на свете, только и делает, что выслушивает чужие горести и обиды. Калужскому архиерею даже послали донос, чтобы он запретил старцу принимать мирян, которые нарушают покой монахов.