Ольга Клюкина - Святые в истории. Жития святых в новом формате. XVI-XIX века

Биограф-сын пишет, что в то время Ульяна редко бывала в церкви, которая находилась далековато от дома Араповых («ни слышати словес Божиих почитаемых, ни учителя учаща на спасение николи же»). Он даже удивляется на страницах повести: кто и когда научил его мать с ранних лет христианскому состраданию к обездоленным?

Когда Ульяне исполнилось шестнадцать лет, для нее все-таки нашелся жених. И какой! Сироту сосватали за Георгия (Юрия) Васильевича Осорьина, владельца села Лазаревское неподалеку от Мурома.

Георгий Осорьин, «человек добродетельный и богатый», сумел разглядеть в тихой Ульяне главное ее «приданое» – кроткую, добрую душу.

Какой она была тогда? В литературе Ульяна предстает то в виде древнерусской красавицы с большими голубыми глазами, то кареглазой, с глазами, постоянно влажными от слез (настолько ей было жаль обездоленных).

Дружина ничего не говорит о ее внешности, оставив нам описание только характера матери, ее внутреннего облика: Ульяна смолоду была «кротка и молчалива, незаносчива, невеличава».

В Муромском краеведческом музее есть икона, где святая Иулиания изображена уже в зрелом возрасте вместе со своим мужем Георгием и дочерью, инокиней Феодосией, тоже ставшей местночтимой святой. Обычно Иулианию изображают в тот период, когда она стала вдовой и ее подвиги стали очевидны для окружающих. Но на одной известной иконе она предстает молодой – красивой, в боярской шубе с широкими рукавами, с волосником (особый головной убор, который носили на Руси замужние женщины; выставлять напоказ волосы считалось неприличным) и белым платком на голове. Здесь Ульяна Осорьина – молодая хозяйка богатого имения села Лазаревское.

Замечательный знаток русского быта Н. И. Костомаров в книге «Быт и нравы русского народа в XVI–XVII столетиях» по крупицам воссоздал описание типичной дворянской усадьбы конца XVI века – это был совершенно особый, закрытый от посторонних глаз мир.

На огороженной территории вокруг барского дома теснилось множество деревянных зданий с высокими крыльцами, сенями, клетями, зачастую соединенными между собой крытыми переходами. В этом маленьком «городке» бок о бок жили столяры, сапожники, портные, хлебопеки, горничные и прочие слуги – дворовые люди со своими семьями. Нередко многодетные родственники занимали две или три избы под одной крышей, для удобства соединенные между собой сенями.

«Такой своеобразный способ постройки как будто выражал сочетание родового единства с личной и семейной отдельностью, и двор русского зажиточного человека напоминал собой древнюю удельную Русь, где каждая семья стремилась к самобытности и все вместе не теряли между собой связи», – подмечает Костомаров.

Появление в усадьбе молодой хозяйки, «новой метлы», было для всех событием чрезвычайной важности – и для мужниной родни, и для дворовых слуг. Какой будет новая хозяйка? Вдруг крикливой, сварливой, ленивой или «перечливой»?

«Злых всех злее злая жена» – гласит русская пословица, но и такую все равно придется терпеть.

Ульяна вошла в жизнь имения Лазаревское тихо и почти незаметно, с первых дней покорившись воле мужа, свекра и свекрови. «А она со смирением подчинялась им, ни в чем не ослушалась, ничего вопреки им не говорила, почитая их и безотказно все приказания их исполняя, так что дивились все, глядя на нее», – пишет Дружина Осорьин.

Молодая хозяйка вставала с петухами, самостоятельно одевалась и причесывалась, даже «не требовавше воды ей на омовение рук подающего», и потом весь день хлопотала в усадьбе наравне со слугами.

В XVI веке богатство дворян исчислялось и количеством запасов впрок, у кого на сколько лет вперед хватит. В каждом имении в барских амбарах и житницах хранилось большое количество зерна и муки, в погребах и «на ледниках» – запасы соленого мяса, рыбы, грибов, толокна и прочих продуктов. Сухари «на черный день» держались повсюду: в бочках, сундуках, коробах. Весь уклад русской жизни был настроен на то, чтоб выжить в трудную годину, помощи со стороны ждать не приходилось.

В каждой усадьбе самостоятельно выпекали хлеб, шили белье и обувь, делали мебель и деревянную утварь, так что ежедневной работы и для слуг, и для хозяев было невпроворот.

В XVI веке все поместья были казенными имениями, которые раздавались от царя и властей служивым людям в виде жалованья за службу. Поместья переходили от отца к детям не по праву наследства: за право владеть собственностью сын должен был нести государеву службу.

Георгий Осорьин нес воинскую повинность в Астрахани, защищая южные границы. Эта служба была неспокойной, опасной.

«Казанцы и крымцы, не в силах уже будучи заставить, как делали предки их в Золотой Орде, приезжать русских государей к себе с данью, то и дело что грабили, разоряли русские жилища, русские поля, убивали, уводили в неволю десятки тысяч русского народа, заставляли откупаться от себя, что в сущности было продолжением платежа дани», – пишет об обстановке в астраханских степях историк Н. И. Костомаров («Личность царя Ивана Васильевича Грозного»).

Зачастую Георгия по два или три года не было дома, в его отсутствие всеми делами заправляли родители. Но теперь, оценив редкую рассудительность и расторопность Ульяны, «дивясь разуму» ее, ей полностью доверили ведение всего хозяйства.

И всякий раз, возвращаясь домой с воинской службы, Георгий Осорьин находил в имении полный порядок: житницы были полны хлебом, слугам вовремя выплачивалось жалованье и никто из них не роптал, в его семье царили мир и лад.

В XVI веке на Руси появилась книга под названием «Домострой», где были собраны советы на все случаи жизни, в том числе и по поводу семейных отношений. Многие сейчас воспринимают «Домострой» как свод жестких ограничений, почти эпитет несвободы, но в то время книга сделала великое дело: на ее страницах были письменно закреплены нормы цивилизованных отношений в семье и обществе.

«Положение женщин весьма плачевное. Они не верят в честь ни одной женщины, если она не живет взаперти дома и не находится под такой охраной, что никуда не выходит… Заключенные же дома, они только прядут и сучат нитки, не имея совершенно никакого права или дела в хозяйстве», – рассказывает Сигизмунд Герберштейн о частной жизни в Москве середины XVI века («Записки о московитских делах»).

Это наблюдение позволяет сравнить, каким уважением домашних пользовалась Ульяна Осорьина, которой была предоставлена свобода по своему усмотрению вести дела по хозяйству в большом имении.

Герберштейн передает и одну забавную семейную сцену из тех времен: «Есть в Москве один немецкий кузнец, по прозвищу Иордан, который женился на русской. Пробыв некоторое время у мужа, она при случае ласково обратилась к нему со следующими словами: „Дражайший супруг, почему ты меня не любишь?“ Муж отвечает: „Да я сильно люблю тебя“. – „Я не имею еще, – говорит жена, – знаков любви“. Муж стал спрашивать, каких знаков она хочет. На это жена сказала ему: „Ты ни разу меня не побил“. – „Конечно, – заметил муж, – побои не казались мне знаками любви, но все же я не отстану и в этом отношении“. И таким образом, немного спустя, он весьма жестоко побил ее и признавался мне, что после этого жена ухаживала за ним с гораздо большей любовью. В этом занятии он упражнялся затем очень часто и в нашу бытность в Московии, наконец, сломил ей шею и голени».