Сергей Стопалов - Фронтовые будни артиллериста. С гаубицей от Сожа до Эльбы. 1941–1945

Самое простое было под видом наряда заскочить на кухню и набить там карманы картошкой. Если солдат попадался, дежурный офицер сажал его в отдельную комнату, запирал и не отпускал, пока тот не начистит ведро картошки. А уж в своей роте пусть сам оправдывается, как сумеет. Не брезговали и жмыхом, который иногда удавалось «добыть» в конюшне. Однажды, будучи дневальным, Юргин ночью заскочил на кухню и черпанул из котла полведра недоваренной каши. Съели ее вдвоем. А потом началось… И самое главное, что сортир находился метрах в двухстах от землянки.

Воровали не только на кухне. В это время призывали остатки 1925 года рождения. Это были либо болезненные, малосильные ребята (их называли «двадцать пятый год, третий сорт»), либо сынки различного местного начальства, которое всеми правдами и неправдами старалось удержать своих деток возле себя и уберечь от фронта.

Так вот, попав в нашу бригаду, эти солдаты зашивали в мешки свои цивильные вещи и складывали их рядом с землянкой для отправки домой. Возле каждой кучи вещей ставили часового. Поскольку они еще не знали друг друга в лицо, я или Юргин до общего подъема выходили их «сменить» на посту. Затем начинали шуровать мешки. Выбранные вещи продавали местному населению. Плата была универсальная: валенки – пайка хлеба (500 граммов), штаны – пайка хлеба и даже полушубок – тоже пайка хлеба. Кое-кто из местных жителей неплохо наживался на наших бедах.

Памятуя о своих разрезанных мешках, мы не брезговали и простым воровством, особенно у куркулей – сынков местных богатеев. А наметанному взгляду голодных москвичей выделить их из общей массы было совсем не трудно.

В бригаде ходил упорный слух о том, что плохо кормят умышленно, чтобы солдаты не старались отсидеться в тылу. Однако слух этот был явно на руку настоящим ворам, которые безбожно урывали все, что могли, от весьма скудного солдатского пайка. Так или иначе, а подготовка и отправка маршевых рот на фронт шла своим ходом, и ежемесячно десятки команд, одетых в новенькое обмундирование, грузили в эшелоны и отправляли на Запад.

В марте в нашем полку начали отбирать солдат для артиллерийского училища, находившегося в городе Князепетровске на севере Челябинской области. На первом этапе, для того чтобы попасть в училище, нужно было иметь хорошую характеристику и среднее или близкое к среднему образование. Этот барьер мы с Аликом легко преодолели. Командир роты недолюбливал нас за частые нарушения дисциплины и, чтобы избавиться, с удовольствием дал положительные характеристики, а девять классов образования окончательно решили вопрос.

На новое место мы прибыли, когда еще шло формирование личного состава, и нас начали готовить к экзаменам. Но главные неприятности заключались в другом. Чуть ли не каждую ночь курсантов поднимали по тревоге и направляли на станцию грузить лес. А еще в училище был совершенно дикий распорядок дня. Столовая находилась в трех километрах от казарм. Из-за этого подъем был в 5.30 утра. Бегом мы бежали в столовую, завтракали и бегом обратно. Потом туалет, уборка постелей, утренняя физзарядка, строевая подготовка, другие занятия и хозяйственные работы. В три часа дня снова в столовую, бегом туда и обратно. Два часа самостоятельной подготовки под присмотром командиров взводов, и снова бегом на ужин. Отбой в 22.30, а ночью по тревоге погрузка леса. Такая беготня никому не нравилась, но кормили здесь удовлетворительно, и фронт был далеко. Большинство терпело, но не мы с Аликом.

Благополучно сдав вступительные экзамены, мы все-таки решили сбежать. И когда по местному радио объявили построение солдат, не сдавших экзамены и отчисленных из училища, Юргин и я стали в строй и были отправлены на пересыльный пункт. И тут же снова угодили в артучилище. Но на этот раз в город Ирбит Свердловской области. И снова с нами сыграло шутку наше образование. Экзамены – диктант и по арифметике – мы сдали и были зачислены в курсанты. Но и здесь мы пришли к твердому убеждению, что и это училище не для нас и надо уходить. Помог случай.

Периодически курсантов посылали в наряд патрулировать по городу. Однажды мы с Аликом медленно прогуливались по рыночной площади, посматривая по сторонам. Наш взгляд привлек солдат, предлагавший женщине что-то завернутое в тряпку. Наблюдая за ним издали, мы выяснили, что он продает ботинки. Когда сделка уже состоялась, мы подошли и строго предложили продавцу и покупательнице проследовать в комендатуру. Однако через несколько минут все мирно разошлись. Но теперь в кармане у Юргина лежали деньги, достаточные для приобретения водки и закуски. Уединившись во дворе небольшого дома, быстро опустошили бутылку, перекусили и решили пойти в кино. В натопленном зале нас разморило, и мы заснули. Разбудили нас работники кинотеатра после окончания последнего сеанса. В казарму вернулись уже около полуночи.

Обычно после наряда патрули вечерней поверки не проходили и сразу же ложились спать. Но на этот раз нас хватились. И когда мы появились в части, дежурный офицер сразу же уловил запах водки и доложил заместителю начальника училища о возвращении самовольщиков.

Разговор в кабинете был короткий.

– Вы что, учиться не хотите? На фронт захотелось? – грозно начал полковник, видимо ожидая каких-либо объяснений и клятв типа «Мы больше не будем».

Но вместо этого Юргин и я, переглянувшись, почти одновременно ответили:

– Так точно. Просим отправить нас на фронт.

Полковник аж привстал от неожиданности. Попасть в училище считалось большой удачей. Поэтому отчисления курсантов были редки и обычно происходили при очень серьезных нарушениях дисциплины, к которым наш проступок явно не относился. Через полминуты он уже более спокойным голосом скомандовал:

– Идите!

На другой день нас отчислили из училища, каждому выдали аттестат на питание и отправили на формировку в Свердловск.

Сразу же по прибытии поезда мы направились за продпайком. На день одному человеку выдавали полбуханки хлеба, селедку, пачку концентрата перловой каши, несколько кусков сахара и небольшую пачку махорки.

В углу продпункта Юргин заметил здорового солдата, рукавом шинели утирающего слезы.

– Ты что сопли распустил? – негромко спросил он.

– Паек не дают, – тихо ответил солдат.

– А почему? – продолжил допрос Юргин.

– Да вот нет подписи нашего интенданта, – ответил солдат и снова засопел.

– А печать есть? Покажи.

Сверив аттестат с нашим и убедившись, что все в порядке и не хватает только подписи, Юргин тут же предложил за селедку и махорку все уладить. Солдат с радостью согласился. Я остался в очереди, а они вышли из помещения и зашли в привокзальную почту, где Юргин взял ручку, обмакнул перо в чернила и лихо расписался на документе. Когда они вернулись, очередь уже подходила. Протянув старшине аттестаты и получив продукты, мы вышли во двор и забрали «честно» заработанные селедку и курево. Прощаясь с довольным парнем, Юргин все-таки не удержался от нравоучения: