Максим Чертанов - Эйнштейн

Он изучал в университетах Берлина и Страсбурга физику, химию и философию, потом служил в прусской армии, но как еврей не мог подняться выше ефрейтора. Уже в 30 лет был директором одного из заводов своего отца. Писал картины, стихи, был вхож в светское общество, знаком с кайзером, был необыкновенно красив в стиле «белокурой бестии», считал себя немцем и был немецким патриотом; в 1897 году написал статью «Слушай, Израиль!», провозгласив принцип «Евреи должны ассимилироваться». Через два дня после начала боевых действий он в докладной записке, направленной в военное министерство, изложил рекомендации относительно подготовки экономики к длительной войне. Через неделю его назначили главой специально созданного департамента, ответственного за снабжение военной промышленности стратегическим сырьем, и дали чин генерала. Другой еврей и немецкий патриот, Фриц Габер, начал производить это самое стратегическое сырье — химикаты. Добрый, деликатный человек, друг и заступник Милевы, он разработал смертельный газ хлорин и противогазы с абсорбирующим фильтром и был назначен руководителем химической службы немецкой армии.

Всего с 1914 по 1918 год в немецкой армии сражались 96 тысяч евреев из общего числа проживавших в Германии — 550 тысяч. Погибло в боях — 12 тысяч; 35 тысяч были награждены орденами и медалями. Первым человеком, получившим в ту войну Железный крест, был Арнольд Бернштейн, офицер-артиллерист. Самые знаменитые летчики-асы: Франкль, Бертольд, Розенштейн. В России процент евреев — русских патриотов в армии во время войны был также выше, чем в составе населения России в целом: в 1914-м служили 400 тысяч евреев, были даже офицеры; тысячи награжденных, десяток полных георгиевских кавалеров.

Эйнштейн же был космополитом (из письма Альфреду Кнезеру от 7 июня 1918 года: «Я по крови еврей, по гражданству швейцарец, а по сути человек, и только человек, без какой-либо особенной привязанности к любому государству или нации») и пацифистом, а Германия была ему даже не мачехой, а так — квартирной хозяйкой; в августе он писал Эренфесту: «В обезумевшей Европе творится нечто невероятное. В такие времена видно, к какой гнусной породе зверей мы принадлежим. Я продолжаю свои исследования и размышления, но охвачен жалостью и отвращением».

Исследования продолжал один: с Гроссманом совместная работа закончилась, Штерн остался в Цюрихе. Лишь осенью к нему приехал голландец Адриан Фоккер, и они занялись гравитацией, и тут до них наконец дошло, что общековариантность нужна (Эйнштейн — Эренфесту, 26 декабря 1915 года: «Этот Эйнштейн вытворяет что хочет. Каждый год он отрекается от того, что написал за год до этого…»), и они ее приняли, и доказали попутно, что теория Нордстрема есть частный случай более общей теории. Но они сильно напутали с теми штуками, которые описывают поведение масс — звезд, столов, стульев и нас с вами, — тензорами. Так что в статье, завершенной 26 ноября, уравнения опять были неверные; однако математика была уже гораздо ближе к правильной, чем предыдущая.

Итальянский математик Леви-Чивита указал на ошибки, Эйнштейн горячо благодарил и жаловался: «Поразительно, насколько мало мои коллеги ощущают внутреннюю потребность в настоящей теории относительности…» Почему физиков не занимала ОТО? Потому, что она не была востребована. Она не решала назревшую проблему, как СТО, когда вопрос стоял — помирить физику с Максвеллом или всем пойти повеситься. Теперь другое всех мучило: как помирить физику с Планком, Бором и квантами. А тут какая-то теория гравитации, их вон уже сколько, а зачем они? Так, игра мысли…

5–9 сентября на Марне Германия впервые потерпела поражение, план быстрого разгрома Франции потерпел крах; глава генштаба Мольтке был заменен Фалькенгайном (нет, не евреем). 4 октября 93 немецких интеллектуала (в том числе Планк и Рентген) подписали «Воззвание к цивилизованным народам», в котором говорилось, что Германия не несет ответственности за войну, не совершает зверств, о которых пишет противник, и что «армия и народ едины». Владимир Львов, «Эйнштейн» («ЖЗЛ», 1969):

«— Вы подпишете? — неуверенно спросил Планк.

— Нет, — ответил Эйнштейн, прямо смотря в голубые выпуклые близорукие глаза».

На самом деле Эйнштейн говорил, что как швейцарцу ему никто не предлагал подписать манифест, но если бы предложили — отказался бы. Профессор медицины Георг Николаи, лечащий врач Эльзы, и физик Ферстер составили контр-манифест: «Воззвание к европейцам». Илзе, старшая дочь Эльзы и (как считают многие биографы) подруга Николаи, показала текст Эйнштейну. Его он подписал. «Борьба, бушующая сегодня, вероятно, не произведет победителя; она, вероятно, оставит лишь побежденных. Поэтому не просто желательно, а жизненно необходимо, чтобы интеллектуалы всех стран объединили свое влияние таким образом, чтобы — независимо от того, как закончится война — условия мира не стали причиной будущих войн». Текст показали множеству ученых, но подписал его, кроме Эйнштейна и авторов, только один аспирант. Военная цензура в Германии текст запретила, и он был издан лишь в 1917 году в нейтральной Швейцарии. Но Николаи не отчаялся и создал организацию пацифистов «Новое Отечество», в которую вступил и Эйнштейн.

Решив, что совсем не преподавать вредно, Эйнштейн взялся читать курс по теории относительности в Берлинском университете. Эренфест звал его в нейтральную Голландию, Эйнштейн писал ему, что «жаждет этого всеми фибрами души», но путешествовать во время войны было нелегко. Эренфесту, начало декабря 1914 года: «Живя в эту „великую эпоху“, трудно примириться с тем, что принадлежишь к безумному, вырожденному виду, который похваляется свободой воли. Как бы я хотел, чтобы где-то существовал остров для тех, кто мудр и добр! В таком месте даже я стал бы патриотом!» В те же дни он писал Лоренцу о необходимости контактов между учеными из воюющих стран. «Если такие контакты будут сорваны, это будет означать, что людям необходима идиотская фикция, побуждающая их к взаимной ненависти. В свое время это была религия, теперь — государство».

В конце года Милева с детьми сняла квартиру в Цюрихе на Вольташтрассе, муж прислал подарки, сам встречал Рождество в гостях у Нернста. А умные люди в воюющих державах поняли, что война затянется и это будет война нового типа, требующая тотальной мобилизации населения и экономики. Италия, видя относительный неуспех Германии, отказалась воевать. Австро-Венгрия, сильно потрепанная Россией, превратилась из союзника в «чемодан без ручки»: тащить тяжело и бросить нельзя. Османская империя вступила в войну на стороне Германии, но сама дышала на ладан: и арабы и евреи готовы были против нее бунтовать. Сионистский лидер Хаим Вейцман (1874–1952), ученый-химик, родившийся в Белоруссии, получивший образование в Германии и работавший в Манчестере, встретился с бывшим премьер-министром Великобритании Бальфуром и сказал, что сильная еврейская община в Палестине сможет эффективно поддерживать британские интересы в регионе; в январе 1915 года член британского кабинета министров Герберт Сэмюэл представил министерству иностранных дел меморандум «Будущее Палестины», в котором предлагал аннексировать эту территорию и поселить там три-четыре миллиона европейских евреев. Фактически Германия осталась одна, и это было начало конца; но фронты к 1915 году стабилизировались, и война перешла в позиционную фазу.