Максим Чертанов - Эйнштейн

Взрослый Ганс бы оскорбился, маленький простил, писал наивно: «Мама купила мне лыжи, они стоят 70 франков, мама купила их при условии, что ты тоже внесешь вклад. Я буду считать это рождественским подарком». Отец деньги прислал, но выговорил: «Я думаю, что тратить на роскошь 70 франков в нашем положении непозволительно». Но по сыну скучал и в конце концов согласился, что они оба будут жить у Бессо. А потом взял да и не приехал, объяснив Гансу, что устал, трудности на границе, некогда (лучше бы он выбрал какую-нибудь одну причину!). Обещал приехать на Пасху; Милеве же обещал не просить развода, и Бессо с Цангером его в этом поддерживали. Но Эльза, видимо, настаивала, и 6 февраля 1916 года он написал жене: «Итак, поскольку наша раздельная жизнь прошла проверку временем, я прошу тебя о разводе», 12-го добавил: «Для тебя это формальность, для меня необходимый долг», а 1 апреля молил: «Попытайся же поставить себя хоть раз на мое место…»

7 февраля «Новое Отечество» объявили вне закона, в полицейских отчетах стало мелькать имя Эйнштейна как «активиста», но «пока не имеющего большого политического веса». Но могли быть неприятности. Например, военный комендант Берлина напомнил ему, что он, по сути, незаконно несколько раз пересек швейцарскую границу и не регистрировался ни по прибытии, ни по убытии. Он признался Цангеру: «Я решил на все закрыть глаза — это лучшее, что я могу сделать в этом безумном мире». Но намеки не оставлял: в некрологе на смерть Маха отметил «его гуманистический настрой, сделавший его неуязвимым к болезни нашего времени, от которой сегодня немногие спаслись, — национального фанатизма». 20 марта отдал в «Анналы» (по совету Лоренца) статью «Основы общей теории относительности» — краткое изложение ОТО и другую — о космических следствиях ОТО, в частности о поведении Меркурия: этот самый Меркурий был пока что единственным доказательством его правоты.

Опять он просил у Милевы развода, предлагал Габера в посредники, обещал больше алиментов: «Я оставлю себе скромный соломенный тюфяк, чтобы доказать тебе, что мои мальчики мне дороже всего на свете», умолял разрешить детям посетить его в Берлине, обещая, что Эльза их не увидит. Милева согласилась на все, кроме развода, и 6 апреля он приехал на три недели в Швейцарию, на сей раз зарегистрировавшись как положено. Поселились с сыновьями в отеле. Милеве: «Благодарю тебя за прекрасное состояние обоих мальчиков. Они в таком хорошем физическом и душевном состоянии, в каком я даже не ожидал их увидеть». Она написала, что хочет его увидеть: «…чтобы понять, действительно ли ты сам хочешь развода или та сторона тебя принуждает». Бессо и Цангер пытались устроить встречу, но он отказался. Потом Эдуарда вернули к матери, а отец с Гансом совершили десятидневный поход в горы.

Вернулись в Цюрих, в один из дней Ганс пришел, как договаривались, на встречу с отцом в Политехникум, и вдруг… Эйнштейн — Эльзе, 21 апреля: «…во время путешествия наши отношения с Гансом Альбертом были такими нежными… Он убеждал меня поговорить с его матерью. Когда я решительно отказался, он надулся, убежал и не вернулся. Так все и осталось; и я не видел ни одного из детей с тех пор и больше не назначал встреч. Мне надо видеть их, только когда они не находятся под влиянием их матери; только так можно избежать конфликтов… Сегодня я еду в Люцерн и остаюсь до утра вторника… Я хочу еще задержаться на день в Деттингене, но потом сразу в Берлин. Я, честно говоря, изголодался, потому что был так долго лишен тебя и компании маленьких кокеток… Поцелуй маленьких кокеток за меня». (Маленьким кокеткам было: Илзе — 19 лет, Марго — 17; раньше он их называл просто «твои детки».) Все же он вернулся в Цюрих, но с Гансом встретиться не удалось; он сказал Бессо, что совершенно разбит и душевно сломлен…

5 мая он сменил Планка на посту президента Немецкого физического общества: отнесся ответственно, не прогуливал, как в молодости, также добросовестно делал все, что требовала Академия наук. В июне опубликовал статью о гравитационных волнах: движение тяжелых тел в космосе порождает «отрывающиеся» от них и свободно пульсирующие волны, которые, в свою очередь, изменяют пространство и время. Непосредственно этих волн до сих пор не наблюдали, но в 1993 году Джозеф Тэйлор и Рассел Халс получили Нобелевскую премию за открытие явления, подтверждающего существование таких волн. Согласно современным представлениям, Вселенную заполняют старые-престарые гравитационные волны, появившиеся после Большого взрыва. Совсем недавно, в марте 2014 года, опубликованы результаты очень длительных наблюдений, подтверждающие их существование. (Сами волны опять непосредственно не наблюдались, и выводы сделаны на основе косвенных данных, однако уверенность в том, что мы значительно больше узнаём о раннем детстве Вселенной, сильно укрепилась.)

В июле Бессо и Цангер сообщили, что Милева больна и ее отправляют в санаторий Теодосианум в Цюрихе; дети остались на попечении экономки, семья Бессо и семья Элен Савич будут о них заботиться. Чем болела Милева — не вполне ясно. Ее мучили боли в спине, удушье: такое бывает на почве длительной депрессии. Эйнштейн — Бессо, 14 июля: «Вы и представления не имеете о хитрости подобных ей женщин». Бессо написал ему довольно резкое письмо, а жена Бессо в постскриптуме назвала его на «вы», чего никогда не водилось; Эйнштейн взял обратно свои слова о притворстве жены, но не смягчился. За детьми, однако, не приехал (чего никак не могла понять его мать), но 25 июля написал Цангеру: «Обещай, что скажешь им, что если их мать умрет, я возьму их к себе. Я справлюсь с воспитанием двоих мальчиков. Я сам буду учить их дома». Маловероятно, что Цангер это передал, — он все-таки лучше понимал, какие вещи можно говорить детям.

В августе состояние Милевы улучшилось. Эйнштейн — Бессо: «Меня это радует… Но если это все же мозговой туберкулез, что весьма вероятно, быстрый конец был бы предпочтительнее долгих страданий». Картер и Хайфилд называют эти слова жестокими. Вряд ли это так. Сам Эйнштейн смерти не боялся, во всяком случае, много раз говорил и писал об этом (в 1953 году отвечал на письмо Эйлин Даннихейзер, которая жаловалась, что боится умереть: «Думать со страхом о конце своей жизни довольно обычно для людей. Это одно из средств, которые природа использует для сохранения вида. С рациональной точки зрения это самый неоправданный из всех страхов, ибо ничего плохого не может случиться с тем, кто умер…»), но болезни и физические страдания его очень пугали.

В довершение несчастий что-то странное творилось с шестилетним Эдуардом: он был развит интеллектуально, но слаб здоровьем, чрезмерно впечатлителен, нервен. Считается, что Эйнштейн никогда его не любил и не интересовался им. Однако в июле 1916 года он прислал умоляющее письмо Цангеру: «Пожалуйста, пожалуйста, напишите, что не так с моим малышом. Я так глубоко привязан к нему, он был всегда такой нежный, такой невинный…» Забрасывал письмами Ганса, но тот был зол и не отвечал. Почему все-таки он не забрал детей? Из эгоизма? Но, вероятно, он просто не считал возможным сделать это при жизни Милевы против ее воли…