Николай Реден - Сквозь ад русской революции. Воспоминания гардемарина. 1914–1919

Постепенно вагон заполнился людьми. Я насчитал 30–35 пять фигур, одетых в полупальто и меховые шапки, с шарфами вокруг шеи. Разговаривали редко и полушепотом. Недалеко от меня располагалась семья, привлекшая мое внимание: мужчина, женщина и две девочки. Одной было лет двенадцать, другой — не более семи. В их одежде не было ничего примечательного, но облик казался не совсем обычным. Я был убежден, что они не те, за кого себя выдают.

Отправка поезда задержалась более чем на два часа, а когда он наконец тронулся, то двигался черепашьим шагом. Без видимых причин мы через небольшие промежутки времени беспрестанно останавливались. Порой через полуоткрытую дверь я замечал промелькнувшую станцию или деревню, но в основном тянулись сосновые чащи и поля, покрытые снегом. Дорога не превышала 50 миль и обычно преодолевалась не более чем за полтора часа. Но мы ехали очень долго и только к 4 часам после полудня стали приближаться к пункту назначения. Всю дорогу я наблюдал за пассажирами из-под полуопущенных век, пытаясь угадать, кто они. Проводник сидел рядом с печкой, и, когда открывали задвижку, я изучал его сосредоточенное выражение лица в красном отсвете. За долгий путь я испытал тревогу дважды.

Однажды я не мог побороть желание курить. Я сунул руку в карман, достал трубку и набил ее табаком. Когда собирался чиркнуть спичкой, ко мне обратился молодой сосед. Хотя я довольно часто бывал в Финляндии, но по-фински знал всего несколько слов, поэтому медлил с ответом. Сосед повторил свою просьбу, и, к моему большому облегчению, я различил слово «спички» на финском языке. Раскурив трубку, я протянул ему горящую спичку. Вместо того чтобы взять ее у меня из рук, он подался вперед и, прикуривая свою сигарету, пристально взглянул в мое лицо. Мне показалось, что в его серо-зеленых глазах таится какой-то зловещий блеск. Когда спичка погасла, человек продолжал смотреть на меня в полумраке, и меня не покидала уверенность, что он догадался о цели моего путешествия. Возможно, это был агент Чека, в чьи обязанности входило обнаруживать в поезде подозрительных лиц. Моя трубка потухла, и больше я ее зажечь не пытался.

Затем меня снова одолела тревога. Я не прекращал следить за соседним семейством. Неожиданно маленькая девочка повернула голову к женщине и заговорила громким голосом, перекрывшим скрежет и грохот двигавшегося поезда. Я различил не все ее слова, но понял: она говорила по-французски! Женщина всполошилась и прикрыла рукой рот девочки, но было уже поздно. Все повернули голову в их сторону, и мне показалось, что пассажиры вагона, как и я, догадались, кто с ними едет. Теперь присутствие этой семьи в вагоне, без сомнения, свидетельствовало: они пытались бежать из советской России. Но как им удалось пройти в вагон? Как смогла семья из четырех человек пройти контроль на вокзале? И что с ними будет, если они попадутся? Мысли об их беспомощности временно вытеснили из моей головы все остальное.

Поезд двигался все дальше и дальше. Когда он в очередной раз остановился, я не имел представления о том, где мы очутились, но полагал, что пункт назначения был близок. Пассажиры начали застегивать свои полупальто и натягивать на уши шапки. Силуэт проводника вновь замаячил в дверном проеме. Я поднялся и последовал в его направлении. Другой его подопечный двигался вслед за мной. Поезд продолжил движение, судя по всему, по дуге. Проводник высунул голову наружу и, казалось, погрузился в размышления. Вдруг он напрягся и отступил в сторону, жестом предлагая мне выглянуть из вагона. Я уперся в края двери и высунулся.

Рельсы были проложены через узкую долину между двумя горами, покатые склоны которых покрывал толстый слой снега. Далее виднелась станция, на которой выстроились солдаты. Прежде чем я осмыслил увиденное, проводник прошептал в ухо:

— Беда… Красногвардейцы на станции… Прыгайте! Я тоже прыгну… Потом пойдете за мной…

Поезд набирал скорость. Доли секунды я колебался, затем бросился в белую снежную массу, заполнившую боковое углубление вдоль железной дороги. Успел заметить, что в нескольких футах от меня оказался еще кто-то из вагона, за ним — еще один. Взволнованные возгласы оставшихся пассажиров потонули в грохоте проходившего мимо поезда. Затем послышались отдаленные крики и треск ружейных выстрелов.

В поле моего зрения попал проводник, взбиравшийся по снежному склону. Отчаянными усилиями я выбрался из снежной ямы по пояс глубиной. Мои ноги, обутые в валенки, поочередно утопали в сугробах. У меня перехватило дыхание от необходимости взбираться по косогору и от колючего, морозного воздуха после душной атмосферы вагона. Мы карабкались вверх с возможной быстротой, но получалось крайне медленно. Вслед прогромыхали несколько выстрелов, поднявшие фонтанчики снега… Впереди, неподалеку, виднелась спасительная чаща молодых сосен. Меня подгоняло нелепое стремление обогнать пулю. Еще рывок, и нас укрыли деревья.

Тяжело дыша, мы все трое улеглись на снегу. Проводник задвигался первым.

— Глядите! — сказал он, указывая на поезд, втягивавшийся на территорию станции. Красногвардейцы прекратили преследование и переключили внимание на вагоны поезда. Медленное прохождение пассажиров сквозь кордон свидетельствовало о том, что солдаты тщательно проверяли каждого сошедшего с поезда. Должно быть, на это настроил их наш побег, меня беспокоило, как сложится судьба девчушки, говорящей по-французски, и ее семьи…

Следующие несколько часов мы провели на окраине леса. Холод усилился: мои глаза слезились, пальцы на руках и ногах онемели. Когда стемнело, мы поднялись и стали трамбовать снег ногами и махать руками, чтобы восстановить кровообращение. С надеждой смотрели на огни деревни, мелькавшие вдали. Морозное безмолвие временами нарушалось криком или глухим лаем собаки. Мы хранили молчание: ни мой компаньон, ни я не осмеливались задавать вопросы, а наш проводник не испытывал желания информировать нас о чем-либо. Он высказался только раз:

— Скоро солдаты отправятся на границу, тогда мы сходим ко мне домой.

Внизу, в долине, некоторое время продолжалось движение, затем все успокоилось, один за другим погасли огни в деревне. Наконец проводник жестом пригласил нас следовать за ним. Я больше не чувствовал резкого, колючего мороза. Зато мое тело одеревенело, и мне пришлось напрячь все силы, чтобы заставить себя идти. Нас окружала кромешная тьма. Я скорее чувствовал, чем видел идущие впереди две фигуры. Не раздавалось ни звука, кроме скрипа снега под ногами.

В течение 30–40 минут мы двигались размеренным шагом. Внезапно перед нами выросли неясные очертания дома. Я тихо постучал в дверь и долго ждал отклика. Затем почувствовал поток теплого воздуха, и мы оказались внутри дома.