Роберт Масси - Петр Великий. Деяния самодержца

Шло время, забот у Толстого прибавлялось. Не присылали из России жалованье, и он вынужден был, чтобы свести концы с концами, продать часть собольих шкурок, выданных ему на подарки. Он писал царю – просил денег и разрешения выйти в отставку и вернуться домой. Петр ответил отказом на том основании, что деятельность Толстого очень важна для России. И Толстой продолжал выбиваться из сил: подкупал, интриговал – словом, делал что мог. В 1706 году он доносил, что двое из самых благоразумных пашей задушены по подстрекательству великого визиря, который не любит способных людей, и «дай Вышний, чтоб и остальные все передавились».

Когда на Дону восстали казаки под предводительством Булавина, а шведы вторглись в Россию, Петр опасался, как бы султан не соблазнился удобным моментом отобрать Азов. Он склонялся к тому, чтобы умиротворить турок, и приказал ни в коем случае не держать в русских тюрьмах ни одного турецкого или татарского узника. Толстой этих шагов не одобрял. Он чувствовал, что турки скорее утихомирятся, если держаться с ними жестко, даже угрожающе. Дальнейшие события подтвердили его правоту. Весной и летом 1709 года, накануне Полтавы, турки не вмешались в войну на стороне Швеции – мало того, упорные разговоры о войне с Россией и слух, что русский флот уже входит в устье Босфора, даже вызвали настоящую панику на константинопольских улицах.

Так восемь трудных лет Толстой с успехом поддерживал интересы своего повелителя и оберегал мир между Россией и Турцией. Но в 1709 году Карл XII, бежавший из-под Полтавы, явился во владения султана. С этого момента султан четырежды за три года объявлял войну России.

Перейдя Буг и вступив на земли Османской империи, Карл XII стал гостем султана. Король и казацкий гетман Мазепа попросили убежища во владениях султана. Согласно установлениям ислама, Ахмед III должен был принять и защищать их. Обязанность эта считалась непреложной, и когда в Константинополе узнали, что очаковский паша медлит с решением и что из-за него казаки, ожидавшие ответа на противоположном берегу, были порублены настигшими их русскими, султан всерьез подумывал послать этому паше шелковый шнурок.

Удостоверившись, что шведский король находится в его империи, султан поспешил загладить промах. Через несколько дней к королю явился бендерский сераскир (начальник гарнизона) Юсуф-паша с официальным приветствием и с обозом всяких лакомств. Скоро оголодавшие шведы уже угощались дынями, бараниной, отличным турецким кофе. Кроме того, Юсуф-паша привез от султана приглашение, от которого слегка отдавало приказом, чтобы его гости отправились в Бендеры, город на Днестре в 150 милях к юго-западу. На новом месте Карл расположился лагерем, который представлял собой вытянутый вдоль берега Днестра ряд красивых турецких шатров на лугу, в обрамлении фруктовых деревьев. В этом прелестном краю, позднее известном как Бессарабия, неугомонному шведскому королю предстояло прожить три года.

Отправляясь туда, Карл не имел ни малейшего представления, какое будущее его ожидает. Он собирался возвратиться в Польшу и возглавить армии Крассова и Станислава, как только заживет его раненая нога. В Польше же король рассчитывал встретить корпус Левенгаупта, который он бросил под Переволочной. В довершение всего Карл послал указ в Стокгольм, Государственному совету, собирать новые полки и переправлять их через Балтику. Но природа и политика словно сговорились ему помешать. Рана заживала медленно, и прошло целых шесть недель, прежде чем Карл смог снова сесть на коня. Пока король выздоравливал, стало известно, что его старшая сестра, вдовствующая герцогиня Голштинская Хедвига София, умерла в Стокгольме во время эпидемии кори. Несколько дней король, не имевший своей семьи, не мог осушить слез. Он укрылся в шатре и не хотел видеть даже ближайших друзей. Сначала он просто отказывался верить этому сообщению, хотя оно содержалось в официальном письме с соболезнованиями от шведского Совета. Младшей сестре Ульрике Карл написал о своей надежде, что «этот слишком страшный, совершенно внезапный слух, совсем меня ошеломивший», будет опровергнут. Позже он писал ей, что был бы счастлив умереть первым из них троих и что теперь молится о том, чтобы оказаться хотя бы вторым.

Вскоре его постигло еще одно горе. Больного, престарелого гетмана Мазепу, на свою беду перед Полтавой связавшего судьбу с Карлом, из королевского лагеря пришлось перенести в дом в Бендерах, но там от жары ему стало еще хуже. Карл не предал союзника: когда от Петра пришло предложение освободить графа Пипера в обмен на Мазепу, король отказался. 22 сентября 1709 года Мазепа умер, и Карл на костылях хромал за гробом.

Удар за ударом обрушивался на короля, одно известие было хуже другого: Левенгаупт сдался под Переволочной, русские войска под командованием Меншикова потоком хлынули на польские земли; Станислав и Крассов отступили; Август нарушил Альтранштадтский договор и вторгся в Польшу, чтобы вернуть себе корону; Дания возобновила войну против Швеции и ввела на ее территорию свою армию. Тем временем петровские войска с победой продвигались по прибалтийским провинциям и уже захватили Ригу, Пернов, Ревель, Выборг. Отчего же Карл не вернулся в Швецию, чтобы взять бразды правления? Прежде всего, добраться туда было совсем непросто, Бендеры лежали в 1200 милях к югу от Стокгольма. Путь через Польшу Карлу был отрезан войсками Петра и Августа. Вспышка чумы заставила австрийцев накрепко закрыть все свои границы. Правда, Людовик XIV неоднократно предлагал переправить Карла в Швецию на французском корабле. Королю-Солнце не терпелось увидеть, как этот шведский «гром небесный» опять примется бесчинствовать в Восточной Европе, за спиною английских, голландских и австрийских соперников Франции. Но Карл опасался попасться в лапы к пиратам. Да если бы он и согласился, чтобы его доставили домой французы, а то и англичане или голландцы – какую плату потребовали бы от него взамен? Почти наверняка королю пришлось бы выступить на стороне своих спасителей в войне за Испанское наследство.

Так или иначе, когда у Карла прошло разочарование из-за невозможности немедленно отправиться в Польшу, он почел за лучшее остаться в Турции. На его взгляд, пребывание в Османской империи открывало для него новые радужные перспективы. Ведь если бы он сумел подвигнуть султана пойти войной на русского царя и вместе с ним предпринять успешное наступление на юге, то, может быть, Петра наконец удалось бы разбить, а к Швеции вернулось бы все, что она потеряла. И начиная с осени 1709 года агенты Карла, Понятовский и Нейгебауэр, окунулись в пучину константинопольских интриг, силясь разрушить то, чего успел добиться Толстой.