Екатерина Коути - Джейн Остен и ее современницы

Герцогиня Девонширская раздает поцелуи избирателям

Джорджиана от души веселилась в свете, но все же наличествовала одна проблема, которая угнетала ее и приводила в отчаяние ее супруга: неспособность родить наследника. Уильям нетерпеливо ждал сына. Однако у Джорджианы в первые годы брака один за другим следовали выкидыши. Уильям считал, что это – наказание Божье за беспутство его жены. Но как-либо повлиять на нее он не мог. Для этого требовалось, как минимум, поговорить с женой, а в разговорах он был не силен. Ему не оставалось ничего иного, как вздыхать и бросать на нее угрюмые взгляды.

Впрочем, Джорджиана хотела ребенка и тоже переживала из-за его отсутствия. Получая взволнованные письма, леди Спенсер пыталась успокоить дочь: «Будь ты моего возраста, у тебя была бы причина беспокоиться, что ты уже не сможешь рожать детей, а пока что не прекращай стараний». И Джорджиана старалась… Но едва ли близость с вечно раздраженным мужем приносила юной женщине радость. Пока Уильям охотился дни напролет, Джорджиана дожидалась его в одной из усадеб. С горя она начала принимать опиум.

Один ребенок в Девоншир-хаусе все же был – маленькая Шарлотта, незаконнорожденная дочь Уильяма, которая переехала к нему после смерти своей матери. Джорджиана с удовольствием играла с маленькой падчерицей, пусть и незаконной, и настояла, чтобы девочке дали фамилию Уильямс, что означало «ребенок Уильяма» и практически признание Шарлотты. Однако чужой ребенок не мог утолить в Джорджиане жажду материнства. И уж подавно – наличие незаконной дочери не могло удовлетворить амбиции Уильяма.

Взаимоотношения супругов ухудшались. Оба они чувствовали себя одинокими и несчастными. Джорджиану постоянно терзала нотациями мать. Уильям молчаливо оплакивал свою постоянную любовницу Шарлотту Спенсер, мать малышки Шарлотты. Джорджиана, в свою очередь, побаивалась его суровости и не умела его утешить… И непонятно, как дальше развивались бы их отношения и к чему бы они пришли, если бы в жизни герцогской четы не появилась Бесс Гэрвей-Фостер.

Историк Эдвард Гиббон, знавший Бесс с детства, говорил, что «если бы она решила поманить к себе лорда-канцлера, он вскочил бы с мешка с шерстью на глазах у честного народа и пал перед ней на колени». Другая знакомая, леди Мэри Уортли Монтагю, усмехалась: «Бог сотворил мужчин, женщин и Гэрвеев», – уж очень пронырливой и эксцентричной прослыла эта семейка.

Отец Бесс впоследствии унаследовал титул четвертого графа Бристольского, но начал карьеру в церкви и дослужился до епископа Дерри. Несмотря на свой сан, он был мотом, и Бесс успела хлебнуть бедности и лишений. К тому моменту, когда на отца нежданно-негаданно свалилось состояние, он уже успел – как утверждала Бесс, насильно – выдать ее за Джона Фостера, члена ирландского парламента. Муж обращался с Бесс жестоко, изменял ей, в том числе и с горничными, а в 1780 году потребовал разъезда, забрав себе обоих детей и отказавшись поддерживать жену материально. Современникам такая ситуация казалась подозрительной: муж был вправе разлучать жену с детьми, однако в случае разъезда все равно должен был платить по ее счетам. Возможно, Бесс тоже согрешила на стороне, и Фостер мог в любой момент ее ославить. Ей пришлось принять его условия и укрыться в Бате, где она и познакомилась с Джорджианой и Уильямом – те приехали на воды.

Бесс сразу же поняла, что происходит в семье Кавендиш, и решила помочь им обоим. Леди Спенсер была разгневана появлением такой соперницы, но Бесс утвердила свои права в доме Кавендишей и стала неотъемлемой частью их семьи. Даже в письмах она стала заменять «я» на «мы», «мы с Джорджианой». Это действительно была необычная дружба, похожая на детскую, столько радости она приносила всем троим. Они даже выдумали друг другу шутливые прозвища: Уильям стал называться «Канис» из-за его любви к собакам, Бесс – Рэки (Енот), Джорджиана – миссис Рэт (Миссис Крыса).

Зимой Бесс разболелась и начала кашлять. Супруги Кавендиш испугались, как бы хворь не отняла у них любимую подругу. Решено было отправить Бесс в Европу в качестве гувернантки Шарлотты Уильямс. Джорджиана была несказанно опечалена ее отъездом. Но даже она не понимала, насколько Уильям огорчен невозможностью каждый день видеть спокойную, уравновешенную, милую Бесс, привносившую в их жизнь ощущение настоящего домашнего уюта.

Бесс Фостер

Пока Бесс поправляла здоровье, герцог Кавендиш дал понять мистеру Фостеру, что отныне Бесс не одна, у нее есть влиятельные друзья, которые о ней позаботятся. Возможно, он даже пригрозил Фостеру или подкупил его, но результатом деятельности Уильяма стало то, что Бесс получила возможность видеться с сыновьями.

Тем временем Джорджиана засыпала Бесс письмами, упрашивая ее поскорее вернуться, однако давала ей понять, что отношения с герцогом у нее могут быть только платоническими. «Твой любезный брат» – так называла Джорджиана Уильяма в этих письмах, видимо, рассчитывая, что Бесс останется в первую очередь ее подругой, а не второй женой герцога.

«Я обещала тебе, моя милая, драгоценная подруга, что напишу свои планы о твоей дальнейшей жизни: вот они, но помни, что одного твоего пожелания достаточно, чтобы я тут же все переменила, если, конечно, это пожелание не повредит твоему здоровью и не лишит меня счастья видеть тебя… Ты вернешься в Девоншир-хаус, но если твоя гордость или обстоятельства не позволят тебе жить рядом с твоими братом и сестрой, я подыщу тебе домик неподалеку, но на том условии, что ты будешь проводить в нем меньше времени, чем у нас. Летом мы будем выезжать в Чатсуорт, осенью охотиться с Канисом, зиму проводить в Лондоне. Ты заберешь к себе детей, или, по крайней мере, Августа. Ты помиришься со всей своей семьей и всеми кузенами, но при этом будешь независима от них, и только твоему брату и сестре – Канису и Джорджиане – ты позволишь себе помогать. Не сомневаюсь, что здоровье и настроение бедного Каниса зависит от твоей живительной дружбы. Вот только что он попросил меня – напиши Бесс, скажи, что я редко получаю от нее весточки, когда же она приедет? А почему бы ей не приехать? Зимой она может вернуться, летом же погода в Чатсуорте подействует на нее благотворно».

Возвращение Бесс подействовало благотворно на саму Джорджиану: герцогине удалось доносить беременность. Многие считали, что именно забота опытной и уравновешенной Бесс не позволила Джорджиане наделать каких-нибудь глупостей, которые привели бы к очередному выкидышу. А еще ходили слухи, будто первые роды герцогини Девонширской начались за карточным столом, и азартная Джорджиана терпела, сколько могла, лишь бы не прерывать игру. Увы, она родила не желанного наследника, а девочку. Уильям был разочарован. Но Джорджиана была на седьмом небе от счастья. Девочку она называла Крошка Джи.