Владимир Трухановский - Бенджамин Дизраэли, или История одной невероятной карьеры

Вскоре Англия и Франция получили основания для сомнений в мудрости их политики невмешательства. В 1870 г. в результате скоротечной франко-прусской войны Франция подверглась разгрому, и в 1871 г. в Зеркальном зале Версальского дворца была провозглашена Германская империя, в которой главенствовала Пруссия. Новая империя претендовала на важную роль в делах Европы.

К началу 70-х годов на месте мелких итальянских государств в результате двух революций и мощного национально-освободительного движения возникла объединенная Италия. Новое государство также заявило о своем желании добиться большего влияния в международных отношениях.

Изменилось и положение России в европейских делах, причем намного быстрее, чем ожидали в Лондоне. Проведенные в 60-х годах реформы двинули Россию по пути капиталистического развития, что укрепило ее экономическое положение. Российская дипломатия, возглавлявшаяся князем А. М. Горчаковым, умело использовала это обстоятельство, а также новые условия в европейской расстановке сил, чтобы существенно ослабить Парижский мирный договор 1856 г., серьезно ущемлявший интересы России на Черном море. В 1870 г., после разгрома Франции, Горчаков заявил европейским державам, что Россия больше не считает себя связанной решениями Парижского мирного договора, ограничивающими ее права на Черном море. В Лондоне это очень не понравилось, но состоявшаяся там конференция должна была согласиться с отменой ряда положений Парижского трактата 1856 г. Законные права России на Черном море были полностью восстановлены.

В личном дипломатическом плане это был крупный успех российского канцлера и министра иностранных дел князя А. М. Горчакова. По этому поводу известный русский поэт Ф. И. Тютчев, обращаясь к Горчакову, писал:

Все эти изменения означали кардинальный сдвиг в политике баланса сил. Вначале в Лондоне несколько растерялись перед лицом новых мировых реальностей. И смягчили тон. Так, министр иностранных дел лорд Стэнли говорил:

— Я не сторонник метода давать советы иностранным правительствам. Думаю, что еще совсем недавно мы не только пользовались этим методом, но и злоупотребляли им. И в результате оказались не в выигрыше, а в проигрыше.

Это был явный разрыв с традицией Пальмерстона в английской внешней политике.

Таким образом, международное положение Англии в 70-х годах характеризовалось падением ее престижа, утратой внешнеполитической инициативы. Однако она все еще обладала превосходством в области торговли и финансов, владела огромной и все расширяющейся колониальной империей, самым мощным в мире военно-морским флотом. По инерции сохранялось ее значительное влияние в международных делах.

Английская внешняя политика все больше и больше определялась интересами «среднего класса», т. е. буржуазии. Ее рупором являлась мощная пресса, формировавшая (не без инспирации со стороны правительства) общественное мнение. Дизраэли был более агрессивен и решителен, чем Гладстон. Он видел свою главную цель в восстановлении той роли, которую Англия играла в Европе до 60-х годов. И в качестве важнейшего шага в этом направлении Дизраэли считал необходимым взорвать союз трех императоров, созданный рядом секретных соглашений между Россией, Германией и Австро-Венгрией, стремящимися не терпеть долее английский диктат в европейских делах, в каком бы оформлении он ни преподносился. «Дизраэли был готов для достижения своих целей идти очень далеко, вплоть до угрозы войны в Европе», — замечает английский историк Бернард Портер в опубликованной в 1983 г. книге «Британия, Европа и мир». Премьер-министр был истинным британским политиком, он руководствовался практическими, материальными, эгоистическими интересами своей страны, не стеснялся, защищая их, нарушать нормы «нравственного поведения» и не пытался окутывать свои действия моральным флёром.

Предметом первостепенного внимания Дизраэли были Германия и Россия. Их надлежало использовать друг против друга в английских интересах. Премьер-министр сформулировал тактическую цель: установить взаимопонимание с Бисмарком и сговориться с ним против России. Ориентация в этом направлении облегчалась и тем, что королева Виктория была, по понятным мотивам, настроена очень пронемецки. Схема оказалась долговечной.

Большую тревогу в Англии вызвало присоединение к России Центральной Азии и появление русских войск у границ Афганистана. В Лондоне вновь громко заговорили о «русской угрозе Индии». Малореальной становилась вожделенная мечта, которую лелеяли в Англии, не очень ее афишируя, прибрать к рукам не только Афганистан, но и Центральную Азию, расширив тем самым Индийскую империю на север. Теперь с этими надеждами приходилось распрощаться. Правда, не навсегда. Они на мгновение вновь возникли после Октябрьской революции в России.

Российское правительство стремилось смягчить отношения с Англией и договориться с ней по спорным проблемам. С этой целью в мае 1874 г. с государственным визитом в Лондон прибыл царь Александр II. Визит не дал ожидаемых результатов: английское правительство не стремилось к соглашению. Дизраэли считал, что в существующих условиях оно невозможно. 2 июня он писал Солсбери: «У меня нет большой уверенности в достижении действенного взаимопонимания с Россией». Не было у него и малой уверенности в этом.

Однако премьер-министр, как подчеркивают историки, все же внес позитивный вклад в англо-русские отношения во время визита царя в Англию. Дело было так. Королева Виктория, испытывавшая сильнейшую неприязнь к России, решила продемонстрировать свои чувства, уехав из Лондона в один из своих замков — Балморал, расположенный в Шотландии, за два дня до окончания визита русского царя. С точки зрения протокола, это было бы умышленным оскорблением главы Российского государства. 4 мая министр иностранных дел лорд Дерби писал Дизраэли: «Чем больше я думаю об этом деле и чем больше я узнаю, что говорят на этот счет, тем сильнее становится мое убеждение в том, что отъезд королевы в то время, когда ее гость все еще будет здесь, в Англии, причинит нам серьезные неприятности. Везде это будет понято как акт невежливости, причем умышленной. Это будет воспринято русскими с негодованием».

Викторию пытались отговорить от ее намерения, но она стояла на своем. Единственным, кто мог повлиять на нее, был Дизраэли. «Никто не сможет укротить эту даму лучше, чем Вы», — писал ему Дерби. Усилия премьер-министра увенчались успехом, и 7 мая Виктория написала ему: «Это только ради Дизраэли и в награду за его огромную доброту ко мне я откладываю свой отъезд» (в переписке она обращалась к нему в третьем лице).