Владимир Трухановский - Бенджамин Дизраэли, или История одной невероятной карьеры

Рабочий стол стоит у глухой внутренней стены, за которой находится коридор. Противоположная стена обращена двумя широкими окнами на юг. Из них виден партер перед домом, парк и даже шпиль церкви в Хай-Уикомбе. Перед окнами стоит кушетка с высокой отлогой головной спинкой. На ней удобно, отдыхая, читать — света из окон достаточно. А за столом работать приходилось почти постоянно с зажженной лампой или свечами.

В стенах Хьюэндина за последовавшие 30 с лишним лет после его приобретения Дизраэли обсуждались и решались многие государственные дела. Здесь встречались крупнейшие деятели Англии второй половины XIX в.

После смерти Дизраэли имение перешло его племяннику, затем племяннице. Они проводили перепланировку дома, не затрагивая, однако, его основ, продавали по частям земли, рубили с южной стороны деревья, посаженные знатными гостями (исключение было сделано только для королевы Виктории) под предлогом, что они закрывали солнце. В конце концов наследники объявили в 1973 г. о продаже усадьбы. Некто У. Эбби купил ее вместе с оставшимися 189 акрами земли и передал под национальную опеку. «Нэшнл траст» — общественная благотворительная организация, возникшая еще в 1895 г. Ее цель — сохранение исторических памятников, поддержание исторических мест, забота об архитектурных ансамблях и даже классических английских пейзажах. В наше время «Нэшнл траст» принадлежит более 200 исторических зданий, включая Хьюэндин. Здание и участок поддерживаются в хорошем состоянии и открыты для туристов. Англия чтит память одного из самых выдающихся своих деятелей XIX в.

Первые годы, когда Дизраэли стал лидером консерваторов-протекционистов, требовали от него большой осторожности и гибкости в палате общин. Ему нужно было закреплять свое положение в партии и создавать о себе мнение как о человеке не только выдающемся, но и последовательном, надежном. Это далеко не просто, так как главный лидер партии Стэнли хотя и ценил Дизраэли, но относился к нему сдержанно-настороженно. Причин тому несколько, но главная состояла в том, что Стэнли был бескомпромиссным протекционистом и ему не нравилось стремление Дизраэли приспосабливать принципы к практическим условиям момента, т. е. прагматизм своего подручного в палате общин.

Положение осложнялось тем, что Дизраэли был не просто гибким прагматистом, но в душе не верил в протекционизм, т. е. был скрытым фритредером. А это затрагивало его отношения не только со Стэнли, но и со всей протекционистской частью партии. А как же его совсем недавняя эффектная борьба против Пиля? Это была всего лишь политическая парламентская тактика с целью убрать Пиля. Теперь же Дизраэли стремился воссоединить расколовшуюся консервативную партию, без чего она не могла стать реальной политической силой, и делать это было нужно постепенно, внедряя в сознание своих коллег мысль, что возврата к протекционизму не должно быть. Он понимал настороженное отношение к себе со стороны консерваторов и про себя взвешивал, к чему это может привести. Он говорил жене: «Они явно значительно больше опасаются потерять меня, чем я их». Это была, конечно, бравада, попытка успокоить самого себя.

В то же время он последовательно добивался согласия своих коллег на сохранение свободы торговли, к чему была направлена политика правительства либералов. «Протекционизм не только мертв, но и проклят», — говорил Дизраэли. В конце концов через несколько лет он смог заявить: «Проведя ряд мер, облегчающих положение землевладельцев… я постепенно совлек партию тори с безнадежной приверженности протекционизму, собрав вместе всех тех депутатов, кто лично или через свои избирательные округа был связан с землей, и в конечном итоге привел обе части партии в палате общин к полному единству».

Дизраэли смотрел в будущее и понимал, что настоящий лидер одной из двух главных партий должен заниматься всеми сферами политики государства, а не только партийными делами и вопросами внутренней политики. Отсюда и его четко определившийся в эти годы глубокий интерес к сфере внешней политики.

На 50—60-е годы XIX в. приходится расцвет английской промышленности и торговли. В результате завершения промышленного переворота и приобретения огромных колониальных владений Англия превратилась в страну, пользующуюся безусловным преобладанием в мировой экономике. Происходила концентрация и централизация капитала, возникали крупные предприятия, на которых трудились многие тысячи рабочих. Быстро развивалась тяжелая промышленность. В 60-х годах Англия получала более половины общемировой добычи каменного угля; в 70-х годах выплавляла половину всего получаемого в мире чугуна. Сельское хозяйство давало три четверти потребного зерна. Бурно развивалось строительство железных дорог. Английское судостроение уже выпускало металлические суда, бороздившие все моря и океаны. По уровню промышленного производства и внешней торговли Англия была впереди всех других стран. К 1870 г. внешняя торговля страны превосходила взятую вместе торговлю Франции, Германии и Италии; она была в 4 раза больше внешней торговли США. В Англии пробудились к жизни такие промышленные и научные силы, о каких даже подозревать не могла ни одна из предшествовавших эпох истории. Середина века — это наивысшая точка в развитии английского свободного капитализма. Но уже с тех пор в Англии просматривались две крупные отличительные черты империализма: монопольное положение на всемирном рынке и громадные колониальные владения.

Английские правящие круги торжествовали. Они хотели, чтобы их торжество стало всемирным. Для этой цели в Лондоне в 1851 г. была организована Всемирная выставка. Здание для нее было специально построено в Гайд-парке из металла и стекла и с легкой руки разбитного журналиста прозвано Хрустальным дворцом. Выставку с большой помпой открыла 1 мая 1851 г. королева Виктория. Экспозиция была составлена таким образом, чтобы продемонстрировать превосходство Англии над всеми остальными странами. Шумиха вокруг выставки была поднята грандиозная. Выставка была заявкой на ведущую роль Англии в мировых делах. Политики утверждали, что выставка «организована, чтобы продемонстрировать славу Англии, доставить удовольствие и дать указания обеим частям земного шара». Итак, английские правящие круги, у которых от успехов явно возникло головокружение, заявляли претензии на то, чтобы направлять страны обоих полушарий.

Демонстрируя экономический триумф Англии, выставка подчеркивала, что это результат политики свободы торговли. X. Пирсон писал, что Всемирная выставка «была не что иное, как храм, воздвигнутый богине свободы торговли». Монипенни пишет: «Это был храм свободы торговли, и поэтому выставка не была популярной у крайних протекционистов». Но именно поэтому выставка работала на Дизраэли и его «воспитательную политику безнадежности протекционизма».