Юрий Соловьев - Воспоминания дипломата

Говоря об обстановке в Пекине во времена монархии, я не могу не остановиться на описании церемониала приема иностранных представительств богдыханом. Этот церемониал был изменен по требованию иностранных держав после боксерского восстания, но до 1900 г., несмотря на ряд уступок, сделанных китайцами по Тяньцзинскому и Пекинскому договорам, иностранные посланники принимались императором в одном из внешних павильонов запретного императорского города, причем они должны были выходить из своих носилок и идти некоторое расстояние пешком. Император принимал дипломатов, сидя на троне, напоминавшем алтарь, под сенью павлиньих опахал. Дипломаты выстраивались на расстоянии десяти-пятнадцати шагов от трона. Приветственная речь посланника переводилась на китайский язык его драгоманом. Речь выслушивал один из князей царствовавшего дома (в то время это был принц Гун). Затем Гун поднимался на ступени трона, становился перед императором на колени и снова переводил приветственную речь на официальный маньчжурский язык. (В Китае в то время у власти была маньчжурская династия, и хотя маньчжуры сильно окитаились, но с формальной стороны господство маньчжур проявлялось до самого падения их династии. Например, в министерствах ответственные должности делились поровну между маньчжурами и китайцами.) Император слегка наклонялся к нему, говорил свое ответное слово, которое в том же порядке передавалось посланнику. Царствовавший тогда император Гуан Сюй был явно выраженным дегенератом и имел необычайно болезненный вид. Впрочем, может быть, именно ввиду своей слабохарактерности он согласился на проведение некоторых реформ, предложенных ему известным государственным деятелем Кан Ю Вэем. Вскоре, однако, реакционная партия при дворе взяла верх, и вся власть была захвачена вдовствующей императрицей, провозгласившей себя регентшей. Интересно отметить, что после боксерского восстания под давлением иностранных держав именно она вынуждена была изменить исконный церемониал приема посланников и лично присутствовать на приемах, обставленных в увэду иностранцам более или менее согласно европейскому придворному обиходу.

Запретный город, вмещавший все дворцы богдыхана, был в конце прошлого века совершенно недоступен для иностранцев, за исключением дипломатических приемов. Подобные приемы устраивались очень редко: на Новый год для всего дипломатического корпуса, а для отдельных посланников - при вручении верительных грамот..Стены этого города, окрашенные в нежно-розовый цвет, были местами совершенно облуплены, а некоторые его внешние дворы служили местом для свалки нечистот. Что касается обстановки торжественных приемов, то она тоже во многом указывала на очевидный уже тогда упадок монархической власти. Дворцовая стража, расставленная вдоль пути нашего следования к императору, была одета небрежно и не всегда опрятно. Солдаты держали в руках старомодные мечи различных образцов. Когда император выезжал из запретного города в один из своих загородных дворцов, то все улицы по пути следования перекрывались. Поперечные улицы занавешивались грязноватыми синими занавесями, и никто из подданных императора не осмеливался лицезреть своего повелителя. Гербом богдыхана был дракон, а вдовствующей императрицы - феникс. На кафтане своем император носил семь изображений дракона в круглых медальонах. Императорским цветом был желтый. Того же цвета были и его носилки в отличие от всех других. Носилки, в которых появлялись князья, были зеленые с желтыми ремнями, высшие же сановники имели право на зеленые носилки с красными и синими ремнями. Зелеными же носилками пользовались посланники и дипломатический состав миссий.

Феодально-бюрократический строй дореволюционного Китая характеризовался всеми этими своеобразными особенностями, закреплявшими строго продуманную, некогда мощную, но к концу XIX века уже насквозь прогнившую систему государственного управления. Китайская иерархия строго поддерживалась этим внешним этикетом. Все чиновники разделялись по рангам с соответствующими отличиями в виде шарика на шапке и медальона на груди, изображавшего различных птиц или зверей (птиц - для гражданских чинов, зверей - для военных). Между прочим, одним из "решительных" шагов германского посланника было наделение своей прислуги мандаринскими шариками. Это немало возмутило китайский официальный мир.

Все черты свергнутого строя представляют известный интерес, если вспомнить, что в течение всего лишь нескольких десятилетий спустя Китай стал доступен для передовых идей. В стране шла ломка пережитков старого уклада и мощно проявлялось национальное чувство, естественно развившееся у китайцев при насильственном знакомстве с европейской "культурой". Ученики грозили перерасти своих учителей, быть может, не думавших, что плоды их науки могут отозваться на их же положении в Китае. Что касается былого строя китайской монархии, то тут нельзя не видеть много общего с русским былым монархическим строем, во всяком случае московского периода. Нельзя забывать, что монголы одновременно властвовали и в Китае, и в России и что маньчжурская династия, близкая монгольской, сменила последнюю и удержала свою власть вплоть до революции.

3

Летом 1898 г. я часто болел. Это вызвало у меня решение по окончании трехлетнего срока вернуться в Европу, а также отказаться от предложения ехать в Сиам секретарем вновь учрежденной там миссии, несмотря на то, что это было повышением по службе. Я был бы там одним секретарем и заменял бы посланника при его отъездах. Дело в том, что климат в Сиаме еще тяжелее, чем в Пекине, и я на подобный опыт не решился ввиду состояния своего здоровья. Вернуться в Европу я решил через Монголию и Сибирь, во-первых, чтобы познакомиться с наиболее близкой к нам как географически, так и политически частью Китая - Монголией, а затем и с Сибирской железной дорогой, которая с занятием нами Квантунского полуострова получала выход к незамерзающему морю.

За время моего трехлетнего пребывания в Китае я лишь раз воспользовался месячным отпуском, чтобы побывать в Японии, которую я до того видел лишь мимолетно, а по возможности и в Корее. На этот раз я изъездил Японию, насколько было возможно в короткий срок, вдоль и поперек. Кроме Токио, побывал в бывшей столице Киото, в промышленном центре Осака, в Нагасаки и в чудном горном уголке Никко, где находятся гробницы японских императоров. В Никко меня поразила могила японского главнокомандующего, убитого на Формозе. Необыкновенно было сочетание возвышающегося в храме ковчега с волосами и зубами маршала и вооружения покойного последнего европейского образца, сложенного возле ковчега. При храме находилась конюшня, где содержался его боевой конь, которого кормили бонзы.