Марк Дубовский - От Жванецкого до Задорнова

Три года мы вместе с тележурналистом Андреем Волмарсом вели репортажи об открытии фестиваля «MORE SMEHA» возле райкинского дома, и все три года дома были разные.

Наконец в архиве Музея истории Риги и мореходства было выявлено подлинное место рождения великого артиста: улица Авоту, дом 4. На этом доме в 1994 году мы и открыли памятный знак.

Властью президента фестиваля я санкционировал несанкционированное вселение юмористов в квартиру, где жили Райкины.

Это было незабываемо. Константин, Михаил Жванецкий, Роман Карцев, Вадим Жук и я в сопровождении телеоператора трепеща поднимались по крутой винтовой лестнице. Сердца отбивали ритм: «Тут каждая ступенька Райкина помнит». Костя выглядел особенно растрогавшимся: здесь ходил его маленький папа!

Я специально не предупредил хозяев квартиры о нашем пришествии, хотелось заснять эту сцену поестественнее.

Звоним в дверь. Она после вялых раздумий открывается, на пороге стоят пьяноватый и свеженевыбритый дядя, в майке, и его тётя, в классических утренних бигудях. Ошарашиваю их прямо во лбы:

– Доброе утро! Вы в курсе, что в вашей квартире Райкин родился?

– Не может быть! Когда? – прогундели они в ответ.

– Ну, не сегодня, конечно, 80 лет назад, – и в этот момент квартиру настигает «звездопад»!

Хозяева в шоке вжимаются в стены: живые Карцев, Жванецкий, Райкин, – а я серьёзным голосом продолжаю:

– Примите наши поздравления: решением Рижской думы на доме будет установлен мемориальный знак, а в вашей квартире будет учрежден музей! У вас сколько комнат?

– Две.

– Что ж, будете жить в одной.

Хозяева согласно кивают, выдавливая из себя гостеприимные улыбки, но тут до них начинает доходить перспектива:

– Но позвольте, не согласные мы!

– Про музей это шутка, – успокаиваю я их и вручаю два билета на концерт. Мы благодарим жильцов за радушие и через месяц, улыбаясь, смотрим на всё это уже по телевизору.

А если серьёзно, вряд ли музею великого артиста быть в Риге. Райкин – достояние советское. Или состояние, если угодно. Национально озабоченная власть Латвии признанию заслуг Аркадия Исааковича предпочитает подвиги Джохара Дудаева.

Вот в Одессе при поддержке мэра действует Всемирный клуб одесситов. Они там следят за достижениями друг друга, отмечают успехи, причём не только посмертно. Жванецкому, к слову, мэр выделил участок земли на берегу Чёрного моря.

В Риге такой Клуб невозможен. В Риге что ни знаменитый рижанин, то, в первую голову, не латыш. А у латышской почвы есть особенность: не признавать заслуги инородцев.

В начале 1993 года Раймонд Паулс, министр культуры и просто символ Латвии, получил письмо от артиста Якутской филармонии Алексея Павлова с просьбой походатайствовать перед Марком Дубовским по поводу участия в фестивале «MORE SMEHA». Филармония была готова в связи с этим понести все расходы.

Из министерской канцелярии это письмо передали мне, и я, не долго думая, отправил на указанный адрес телеграмму: «Телефон Марка Дубовского такой-то. Раймонд Паулс».

И уже через пару дней раздался телефонный звонок.

А 23 апреля на сцену фестиваля вышел Алексей Павлов – на лыжах, в унтах, в прочих северных атрибутах. Зал заулыбался, выплеснул на сцену дружеские аплодисменты, чтобы унять волнение артиста. И всё, в дальнейшем не раздалось ни единого смешка.

Оказалось, совсем не смешно, когда анекдоты про чукчу рассказывает сам чукча.

Фестивалю предшествовали два отборочных тура: украинский – в Запорожье и белорусский – в Орше.

Могу похвастать, что именно мне и именно в Запорожье довелось разглядеть в юном пареньке из Полтавы Верку Сердючку и вывести на большую сцену будущую звезду.

Запорожье, отборочный тур фестиваля «MORE SMEHA» по Украине. Среди многочисленных конкурсантов выходит полтавский коллектив художественной самодеятельности, и в нём Андрей.

Подводя итоги конкурса, я, как президент райкинского фестиваля, объявляю победителями именно полтавчан. Девчонки прыгают от счастья, целуют Андрея, и тут мне приходится подгорчить эту конфету: «Но на „MORE SMEHA” в Ригу приглашается только Андрей!»

Верка Сердючка на фестивальной трибуне

Не все знают, что когда-то Верка Сердючка была просто Андреем Данилко. Больше того, в Ригу я пригласил Андрея, вдохновлённый его блестящей работой над образом милиционера.

Культовый нынче персонаж Верки Сердючки тогда лишь добавил красок к палитре образов Андрея.

Помню, как устроил гастрольный тур уже звёздной Сердючки по Прибалтике. На концерте в Риге Андрей подарил мне аплодисменты публики: «Мне очень приятно, что в зале находится человек, который вывел меня на большую сцену, который разглядел во мне, тогда ещё юной и неопытной проводнице, светлое будущее!»

Андрей на сцене и за кулисами – это два разных человека. Искромётная Верка – и неприметный тихоня, темпераментный заводила – и спокойный молодой человек, в одиночестве музицирующий за роялем.

Как-то в Киеве мы повстречались с Андреем в огромном универмаге. Мы разговаривали, мимо проходили люди, и никто не признавал в моём собеседнике свою любимицу Сердючку.

Работа в маске освобождает артиста от прилюдного обожания. Такова уж участь великих клоунов (Олег Попов, Карандаш), «масочных» актёров (Маврикиевна-Никитична, новые русские бабки), разоблачившейся Верки Сердючки – быть неузнанными в людных местах.

Бытует мнение, что вне сцены юмористы – люди мрачные, что шутят они только на сцене.

Это не так. Свидетель множества застолий, смею заверить: непринуждённая атмосфера заставляет звёзд смеха блистать остроумием.

Жванецкий, Шифрин, Якубович, Ярмольник – шутят, не задумываясь, искромётно: Задорнов, Альтов, Новикова – выдают результат через паузу; Гальцев – блестящий рассказчик, фонтан шутливого творчества; Маменко – непревзойдённый анекдотчик.

Для одних это составляющая их характера, для других – защитная маска. Все мы, в большей или меньшей степени, заложники собственных комплексов, и маски – наше прикрытие.

Сегодня Андрей Данилко – народный артист Украины, певец, вице-победитель конкурса «Евровидение», композитор, автор песен, режиссер, сценарист, телеведущий, продюсер.

А ещё Андрей – настоящий друг. Он печётся о своём коллективе, как мать родная, и не соглашается ни на какие гастроли без него. А его «мать» на сцене, Инна Билоконь, всегда рядом, с первых полтавских дней коллектива.