Алексей Шишов - Генерал Дроздовский. Легендарный поход от Ясс до Кубани и Дона

— Разве можно себя беречь в войне, когда решается судьба нашей России, Антон Иванович?

— Надо поберечься. Ведь вы у нас не просто военачальник белых добровольцев, а вождь «первопоходников».

— Вождь? Наверное, это громко сказано.

— Не думаю, Михаил Гордеевич. Вожди старой закалки у нас остались сейчас только военные. И вы один из них…

Под «комбинацией», о которой говорилось в рапорте Дроздовского, разумеется, понималось предложение донского атамана Краснова. А он был известным германофилом и после Гражданской войны. Не случайно у командования Добровольческой армии, а потом и Вооруженных сил Юга России с Красновым сложатся непростые отношения, и ему в феврале 1919 года из-за противоречий с Деникиным придется уйти в отставку…

Соединение состоялось в конце мая. Дроздовцев, как казалось со стороны, вышла встречать едва ли не вся Добровольческая армия. На этот раз для «дроздов» пеший переход «был мал»: они воспользовались железнодорожными эшелонами. В станицу Мечетинскую главные силы бригады вступили в безветренное утро.

«Дроздов» встречал лично генерал от инфантерии Михаил Васильевич Алексеев, бывший, как и павший Корнилов, Верховный главнокомандующий России в мировой войне. И бывший еще долгое время начальником штаба Ставки у другого Верховного — полковника Николая Романова. Теперь он был Верховным руководителем Добровольческой армии, отвечавшим за гражданское управление, финансы, внешние сношения.

Алексеев стоял с непокрытой головой. Рядом находились генерал Деникин и полковник Дроздовский. Мимо них церемониальным маршем проходили запыленные, рота за ротой, «дрозды». Они старались держаться подчеркнуто стройно и бодро, чтобы «показать себя» корниловским добровольцам — «первопоходцам», которые только-только вышли из жестоких боев 1-го Кубанского — Ледяного — похода. Для них они были героями Белого дела.

Алексеев не смог при виде первой Офицерской стрелковой роты, проходившей мимо него с отданием чести, сдержаться и сказал Деникину так, чтобы тот его слова слышал:

— Антон Иванович! Вот она, возрождающаяся русская армия героев Плевны и Севастополя…

Один из белых мемуаристов так описывал картину той церемонии вхождения «дроздов» в станицу Мечетинскую на границе восставшего Дона и остававшейся в руках красных Кубани:

«…Старичок в отблескивающих очках, со слабым голосом, недавно начальник штаба самой большой армии в мире, поведший теперь за собой куда-то в степь четыре тысячи добровольцев, был для нас живым олицетворение России, армии седых русских орлов, как бы снова вылетающих из казацких степей.

Генерал Алексеев снял кубанку и поклонился нашим рядам:

— Спасибо вам, рыцари духа, пришедшие издалека, чтобы влить в нас новые силы…

Я помню, как говорил генерал Алексеев, что к началу смуты в русской армии было до четырехсот тысяч офицеров. Самые русские пространства могли помешать им всем прийти на его призыв. Но если придет только десятая часть, только сорок тысяч, уже это создаст превосходную новую армию, в которую вольется тысяч шестьдесят солдат.

— А стотысячной русской армии вполне достаточно, чтобы спасти Россию, — сказал генерал Алексеев со слабой улыбкой, и его очки блеснули…»

«Дрозды» своим внешним видом вызывали откровенное удивление у корниловцев, которые имели самое разношерстное военное обмундирование: «пестрое, что называется, партизанское». За почти полгода войны в степях они пообносились, и достать здесь «уставное» обмундирование, обувь было просто невозможно.

Пополнение же к «коренным» корниловцам пришло, как щеголи, одетое как один в защитный цвет, в ладных гимнастерках, в хороших сапогах. И дело даже было не в заботах командира отряда и его интендантов. Поход Яссы — Дон проходил по богатому российскому Югу, где в обилии оказалось и интендантских, прифронтовых складов, и швейных, сапожных мастерских, в которых швеи и сапожники искали работу за самую скромную плату.

…В конце мая полковник Дроздовский назначил парад своему отряду на площади станицы Егорлыкской. Его бойцы уже успели отдохнуть и перед смотром привели себя в подобающий вид. Торжество проходило при большом стечении станичного населения, в присутствии высших чинов Добровольческой армии.

На этом параде Михаил Гордеевич вызвал перед строем трех добровольцев, в числе которых был и петроградский кадет Николай Новицкий, сын офицера, вступивший в ряды бригады в Яссах. Он награждался солдатским Георгиевским крестом первым.

— Кадет Новицкий! Выйти из строя!

— Есть, господин полковник!

— Вы награждаетесь за бой под Ростовом Георгиевским крестом. За примерное мужество и отвагу. Носите, кадет Новицкий, Георгия с честью и гордостью.

— Служу России!..

Когда офицерский Стрелковый полк «дроздов» проходил по площади церемониальным маршем, все трое награжденных — три Георгиевских кавалера белой России — шли впереди полковой колонны. Корнет Новицкий запишет в своих воспоминаниях: «Для меня этот день остался незабываемым!»

Николая Новицкого, рядового теперь уже Добровольческой армии, ждала еще одна награда Согласно Георгиевскому статуту награжденный из числа рядовых удостаивался повышения в звании для нижних чинов, получая ефрейторскую лычку. Осенью 1920 года он, будучи в конно-подрывной команде трофейных красных бронепоездов «Ермак» и «Товарищ Чуркин» (взятых дроздовцами на станции Синельниково), получит производство в подпоручики.

Его товарищ, семнадцатилетний кадет Владимир Вирановский, в те дни получит производство в офицеры — станет корнетом. По приказу главнокомандующего генерал-лейтенанта Деникина все юнкера и кадеты (старших возрастов), совершившие Ледяной и Дроздовский походы, будут произведены в офицеры. Деникин о том скажет:

— Наша добровольческая молодежь заслужила звездочку прапорщика или корнета своей кровью и походным потом А сколько их полегло в боях с мечтой об офицерских погонах!..

Новицкому суждено будет пройти через пламя всей Гражданской войны, которая закончится для него в двадцать лет. Вирановский, служивший в конном полку «дроздов», умрет от тифа осенью 1918 года в Екатеринодаре…

…Вступившая в станицу Мечетинскую 1-я бригада русских добровольцев Румынского фронта за время трехнедельной дневки в Новочеркасске переросла саму себя, насчитывая более трех тысяч человек, больше половины из которых носили офицерские погоны. В Добровольческой армии на то время бойцов имелось всего раза в полтора более.

Поэтому перед высшим руководством Добровольческой армии встал весьма непростой вопрос на каких условиях принимать «дроздов» в свои ряды? Был и другой деликатный вопрос кем должен быть полковник Дроздовский в рядах высшего армейского командования?