Томми Моттола - Хитмейкер. Последний музыкальный магнат

– Наша знакомая певица и актриса из Мексики. Ее зовут Талия.

Талия была родом из Мехико. Она не только отлично пела, но и снималась в телесериалах, ставших знаменитыми по всей Латинской Америке. К тому времени она стала звездой даже для аудитории на Филиппинах.

– О нет! – отмахивался я. – Нечего даже и пытаться. Я это уже проходил.

Но Эмилио продолжал настаивать.

– Послушай, я уверен, она тебе понравится. Просто сходи с ней выпить! – убеждал меня он. – Просто поболтаете, и все.

Саму Талию Глория и Эмилио обрабатывали подобным же образом года полтора.

– Вы похожи как две капли воды, – говорил ей Эмилио. – У вас одинаковая внутренняя суть!

Но всякий раз, когда Глория затевала этот разговор, Талия реагировала примерно так же, как и я сам: «Нет, не заинтересована. Он еле выпутался из брака со знаменитостью. Разведен. Дети. Оно мне надо?»

В конце 1998 года Талия на несколько дней приехала в Нью-Йорк, и наконец-то Глории с Эмилио удалось убедить нас обоих встретиться и пропустить по стаканчику. Так что мы договорились встретиться в одном из моих любимых ресторанов, в Scalinatella, зал которого помещался ниже уровня земли под Восточной Шестьдесят первой улицей. Я и правда не был уверен в том, нужно ли мне свидание вслепую, а потому попросил троих моих друзей из Sony составить нам компанию на случай, если дела с самого начала пойдут не очень хорошо. Конечно, в ином случае я всегда мог попросить народ удалиться.

И вот я сидел за столиком со своим мартини. Тут в зал спустилась Талия, одетая в белое кашемировое пальто. В первый же момент меня поразили ее длинные, роскошные темно-золотистые волосы… Мне не хочется бросаться голливудскими штампами, но для меня она выглядела как ангел, сошедший по ступеням прямо с Небес. Я сидел внизу в своем привычном черном свитере – что еще надеть для свидания? – и мне в какой-то миг показалось, что полумрак ресторана внезапно озарился нездешним светом.

Я встал и протянул ей руку, но она приблизилась и поцеловала меня в щеку, что было более характерно для Мексики.

– Пожалуйста, садись, – сказал я. – Позволь я помогу снять пальто?

Но тут я понял, что у меня дрожат руки. Ох. Я быстрым кивком дал друзьям знать, что их помощь не требуется…

Мы начали говорить, но это трудно было назвать беседой, поскольку в то время она почти не владела английским, а мой испанский находился на самом примитивном уровне. На неделе Талия заканчивала сниматься в каком-то фильме – съемки проходили в Нью-Йорке, и она выдавала мне фразы из роли, которые запомнила на слух, не очень-то понимая их значение. Было очень забавно, когда она пыталась вставить в разговор ту или иную реплику, пытаясь угадать, где каждой из них полагается находиться. Но в основном мы общались посредством мимики, жестов и ломаных фраз. Мы тогда использовали все доступные нам приемы коммуникации – все для того, чтобы быть понятыми собеседником. И это было прекрасно, просто прекрасно! Возможно, мы не вполне разбирали слова, которые говорились в тот день, но все же это была самая страстная, чувственная, захватывающая и гипнотическая беседа из всех, в которых мне когда-либо доводилось участвовать. Этот коммуникативный разрыв между нами сам по себе оказался подарком Небес.

Талия сказала, что ей нужно собираться на вечеринку в честь окончания съемок. Это был ее последний вечер в Нью-Йорке.

– Хорошо, – сказал я. – Когда мы сможем встретиться снова?

– Ну, мне нужно будет сняться в одном сериале… – ответила Талия.

– И это означает…

– Означает, что я застряну в Мехико на время съемок, а это шесть – восемь месяцев.

– Что? Выходит, я тебя восемь месяцев не увижу?!

– О, мы будем на связи, – возразила она. – Мы найдем способ.

По крайней мере, мне показалось, что она выразилась именно так. Я подбросил ее на вечеринку, а потом отрешенно сидел в машине и думал: «Не могу поверить, что это происходит со мной…» Я немедленно позвонил Эмилио и сказал:

– Дружище, какого черта! Почему ты мне раньше про нее не рассказал?!

– Ты придурок, – миролюбиво ответил Эмилио. – Да я целый год только о ней тебе и говорил! А ты все: «Не хочу встречаться, никаких актрис, никаких певиц…» Каждый хренов раз, когда я напоминал о ней, ты сам велел мне заткнуться и забыть об этом!

– Она лучшая из женщин, что я встречал, – сказал я.

– Я же говорил! Я говорил!

К вопросу о «латиноамериканском взрыве». Вот так он выглядел в моей личной жизни.

Началась первая неделя декабря, и Рождество уже было на носу. Так что я пробежался по улице до магазина игрушек FAO Schwarz, нашел там огромного плюшевого медведя и сразу же отправил его ей домой в Мехико. С плюшевым медведем не ошибешься, верно? Даже если девушке не понравился ты сам, то медведь-то уж точно придется ко двору.

К медведю прилагалась записка, где говорилось, что рождественские каникулы я собираюсь провести на арендованной яхте с сыном и дочерью, но после возвращения с острова Сен-Бартелеми непременно свяжусь с ней. Через несколько дней, незадолго до отъезда, мне пришла посылка из Мексики. Я был очень взволнован, открыл ее и обнаружил внутри два подарка: солнечные очки и махровый халат с моим именем, вышитым спереди и даже на петельке внутри. Как видно, не только я уделяю внимание деталям… Внутри также была открытка, которую Талия пыталась подписать на английском. Открытка гласила: «Эти очки – чтобы защитить твои глаза от солнца, а этот халат согреет тебя, когда ты будешь вылезать из моря».

Ого! Кто бы вообще стал такое писать? Да еще такими словами? В этой открытке было столько искренности, столько заботы… Какая-нибудь другая девушка написала бы: «Эй, вот тебе всякая фигня для морской прогулки. С Рождеством!» Но тут чувствовалась латиноамериканская культура со всей ее теплотой. Эти немногие слова очень многое мне сказали. Они дали мне понять, что первым стремлением Талии было защитить меня… Но как, черт возьми, она успела так быстро справиться с монограммой и моим именем на петле?

Когда я вернулся в Нью-Йорк, мы начали каждый день общаться по телефону. Иногда даже засыпали с трубкой в руке, что вполне нормально для людей, работающих по восемнадцать часов в сутки. Мы делали фотоснимки и пересылали их друг другу, как парочка школьников. При этом расстояние и языковой барьер только обостряли наши чувства.

В этот же период времени произошел более крупный «латиноамериканский взрыв» – на сей раз музыкальный. Условия для него созревали в течение нескольких лет, но само событие произошло 24 февраля 1999 года. Тогда на сорок первой церемонии вручения «Грэмми» появился Рикки Мартин.

Рикки выступал с детства. Еще в 1984 году он вошел в пуэрто-риканскую группу Menudo, и она была так успешна и хорошо организована, что даже имела свой собственный самолет для гастролей. В группе не было никого старше шестнадцати, так как в это время голоса мальчиков начинали ломаться. Рикки стал самым знаменитым членом этого коллектива, а позже перебрался в Мехико, где начал играть в театре и сниматься в «мыльных операх». У него были все данные для того, чтобы стать латинским Элвисом, – Рикки был красив, отлично двигался и обладал несомненным талантом. Когда его карьера в испаноязычной среде достигла своего пика, мы начали с ним переговоры, убеждая его записать альбом на английском.