Мохандас (Мохандус) Карамчанд Ганди - Революция без насилия

– И это ваше окончательное решение? – спросил Гокхале.

– К сожалению, я не могу решить иначе, – сказал я. – Знаю, что это мое решение огорчит вас, и прошу простить меня.

Гокхале, глубоко растроганный, ответил мне с болью:

– Я не одобряю вашего решения и не вижу никакого религиозного обоснования ему, но больше не буду настаивать.

И, обратившись к д-ру Дживраджу Мехте, он сказал:

– Пожалуйста, не приставайте к нему больше. Прописывайте, что хотите, но только в тех пределах, которые он сам для себя установил.

Доктор выразил свое неудовольствие, но ничего не мог поделать. Он посоветовал мне есть суп из мунга, примешивая в него немного асафетиды. На это я согласился. Я питался этим день-два, но почувствовал себя хуже. Не считая эту пищу подходящей для себя, я вновь перешел на фрукты и орехи.

Доктор, разумеется, продолжал наружное лечение. Оно несколько облегчало мне страдания, – но мое решение связывало руки доктору.

Затяжной характер плеврита вызвал у меня некоторое беспокойство, но я знал, что вылечиться можно не с помощью приема лекарства внутрь, а изменением питания, подкрепленным наружными средствами.

Я вызвал пользовавшегося популярностью среди вегетарианцев д-ра Аллинсона. который лечил именно так и с которым я познакомился еще в 1890 году. Он внимательно осмотрел меня. Я объяснил, что дал обет не пить молока. Он ободрил меня, сказав:

– Вам оно и не нужно. В течение нескольких дней вы вообще не должны употреблять никаких жиров.

Затем он порекомендовал мне питаться простым черным хлебом и сырыми овощами: свеклой, редиской, луком и другими овощами и зеленью, а также свежими фруктами, главным образом апельсинами. Овощи надо было есть сырыми и натирать их на терке лишь в том случае, если я не мог разжевать их.

Примерно три дня я сидел на такой пище, но сырые овощи не пошли мне на пользу. Я был не в состоянии отдать должное этому эксперименту. Меня раздражало то, что приходится есть овощи сырыми.

Доктор Аллинсон рекомендовал мне также держать круглые сутки окна в комнате открытыми, принимать теплые ванны, растирать маслом больные места и бывать на свежем воздухе не менее пятнадцати – тридцати минут в день. Я с удовольствием выполнял эти предписания.

В моей комнате были французские окна, которые нельзя было распахнуть настежь, так как в дождливую погоду вода через такие окна заливала комнату. Форточка же не открывалась. Поэтому, чтобы в комнату проникал свежий воздух, я выбил стекла и чуть-чуть приоткрыл окна таким образом, чтобы струи дождя не попадали внутрь.

Все эти меры способствовали некоторому улучшению моего здоровья, но не исцелили меня полностью.

Как-то раз ко мне зашла леди Сесилия Робертс. Мы стали друзьями. Ей очень хотелось убедить меня пить молоко. Но так как я был непоколебим, она начала подыскивать замену молока. Какой-то приятель посоветовал ей солодовое молоко, уверив ее, по незнанию, что в нем совсем нет коровьего молока и что оно представляет собой химический продукт, обладающий всеми свойствами молока. Леди Сесилия глубоко уважала мои религиозные чувства, и поэтому я слепо ей доверился. Я растворил порошок в воде и, выпив раствор, сразу же почувствовал, что он имеет вкус молока. Я прочел этикетку на бутылке и, узнав, правда, слишком поздно, что в состав порошка входит молоко, выбросил его.

Я сообщил леди Сесилии о своем открытии, попросив ее не беспокоиться о случившемся. Она примчалась ко мне, чтобы выразить свое сожаление. Ее приятель этикетки не читал. Я просил ее не волноваться и пожалел, что не смог воспользоваться тем, что она достала с таким трудом. Я уверил ее также, что вовсе не огорчен тем, что по недоразумению выпил молоко, и не чувствую за собой никакой вины.

Мне приходится здесь опустить те приятные воспоминания, которые связаны с леди Сесилией. Я мог бы назвать еще многих своих друзей, которые были в моих испытаниях и разочарованиях источником утешения для меня. Тот, кто верит, видит в них милостивое провидение бога, который таким образом облегчает и горести.

Д-р Аллинсон в следующий свой визит отменил некоторые ограничения, позволив мне употреблять ореховое или оливковое масло, а также вареные овощи с рисом. Эти изменения в питании были весьма полезны, но и они не исцелили меня окончательно. За мной все еще необходим был тщательный уход, и я вынужден был большей частью лежать в постели.

Д-р Мехта как-то зашел осмотреть меня, пообещав окончательно вылечить, если я буду выполнять его предписания.

Пока происходили все эти события, заглянувший ко мне как-то раз м-р Робертс стал убеждать меня уехать на родину.

– В вашем положении, – говорил он, – вы, вероятно, будете не в состоянии работать в Нетли. Наступят еще более жестокие холода. Очень советую вам вернуться в Индию, потому что только там вы сможете окончательно поправиться. Если же после вашего выздоровления война еще будет продолжаться, вы сможете быть полезным и в Индии. Как бы там ни было, я считаю, что вы уже и так внесли свой посильный вклад.

Я внял его уговорам и стал готовиться к отъезду в Индию.

М-р Калленбах сопровождал меня в Англию, намереваясь поехать оттуда в Индию. Мы жили вместе и теперь, разумеется, хотели плыть на одном пароходе. Но немцы в Англии находились под таким строгим надзором, что мы сильно сомневались, получит ли Калленбах паспорт. Я принимал для этого все меры, а м-р Робертс, сочувствовавший нам, телеграфировал вице-королю. Ответ лорда Хардинга гласил: «К сожалению, правительство Индии не склонно идти на риск». Мы поняли, что означает такой ответ.

Очень тяжело мне было расставаться с Калленбахом, но я видел, что он страдает еще больше. Если бы ему тогда удалось приехать в Индию, он теперь вел бы простую счастливую жизнь земледельца и ткача. Ныне же он архитектор и, как прежде, живет в Южной Африке.

На судах пароходной компании, обслуживавшей эту линию, не было третьего класса, и нам пришлось ехать вторым.

Мы взяли с собой сухие фрукты, привезенные еще из Южной Африки. На пароходе их достать было невозможно, хотя свежих фруктов было много.

Д-р Дживрадж Мехта наложил мне на ребра бандажи и просил не снимать, пока мы не достигнем Красного моря. В течение двух первых дней я терпел это неудобство, но в конце концов терпение мое лопнуло. С великим трудом удалось мне освободиться от бандажей и вновь обрести возможность как следует мыться и принимать ванну.

Пища моя состояла главным образом из орехов и фруктов. Здоровье же с каждым днем улучшалось, и в Суэцком канале я почувствовал себя уже гораздо лучше. Я был еще слаб, но опасность совершенно миновала, и постепенно я стал увеличивать свои упражнения. Улучшение в своем состоянии я приписывал главным образом чистому воздуху умеренной зоны.