Мохандас (Мохандус) Карамчанд Ганди - Революция без насилия

Но этого удалось избежать. Муниципальные власти остались довольны индийцами, так как это значительно облегчило борьбу с чумой. Я использовал все свое влияние на индийцев, чтобы заставить их подчиниться требованиям муниципалитета. Выполнять его требования было нелегко, но не могу припомнить, чтобы хоть один человек не последовал моему совету.

Поселок строго охранялся. Входить в него и выходить без специального разрешения воспрещалось. Я и мои помощники получили постоянные пропуска. Решено было выселить всех жителей из поселка и разместить их на три недели в палатках в открытой местности, милях в тринадцати от Иоганнесбурга, а сам поселок сжечь. Чтобы устроить всех этих людей в палатках, обеспечить их продовольствием и необходимыми предметами обихода, требовался некоторый срок, и на это время нужна была охрана.

Люди были страшно напуганы, но мое постоянное присутствие действовало на них ободряюще. Многие бедняки по обыкновению зарывали свои скудные сбережения в землю. Теперь же их предстояло выкопать. У индийцев не было своего банка, они никого не знали. Я сделался их банкиром. Потоки денег полились в мою контору. В тот критический момент я не мог установить, сколько мне причиталось за труды, но с работой кое-как удавалось справляться. Я был хорошо знаком с управляющим банка, в котором лежали мои собственные сбережения. Я предупредил его, что вынужден отдать ему на хранение и эти деньги. У банка не было никакого желания принимать большое количество медной и серебряной монеты. Кроме того, банковские служащие не соглашались прикасаться к деньгам, поступившим из местности, зараженной чумой. Но управляющий всеми силами старался помочь мне. Решено было перед сдачей денег в банк их продезинфицировать. Насколько помню, всего было сдано на хранение приблизительно 60 тысяч фунтов стерлингов. Тем, у кого было денег побольше, я посоветовал внести их в качестве постоянных вкладов, и они последовали моему совету. В результате некоторые привыкли помещать деньги в банк.

Жители поселка специальным поездом были вывезены в Клипспрут-фарм близ Иоганнесбурга; муниципалитет снабдил их продовольствием на общественный счет. Палаточный город напоминал военный лагерь. Непривычные к лагерной жизни, люди впали в уныние и с удивлением смотрели на происходившее вокруг. Но с большими неудобствами столкнуться им не пришлось. Я обычно каждый день приезжал к ним на велосипеде. Через сутки после переселения они забыли о своих бедах, и жизнь потекла своим чередом. Приехав в лагерь, я нашел его обитателей поющими песни и веселящимися. Трехнедельное пребывание на свежем воздухе оказалось весьма благотворным.

Насколько помню, поселок был предан огню на другой же день после эвакуации. Муниципалитет не обнаружил склонности хоть что-нибудь уберечь от огня. Примерно в то же время и по тем же соображениям муниципалитет сжег принадлежавшие ему деревянные постройки на рынке, потерпев убытку примерно в 10 тысяч фунтов стерлингов. Поводом к такому решительному шагу послужило то, что на рынке были обнаружены дохлые крысы.

Муниципалитет понес большие убытки, но дальнейшее распространение чумы было приостановлено, и город вздохнул свободнее.

События, связанные с чумой, усилили мое влияние среди бедных индийцев и усложнили мою деятельность, увеличив ответственность. Некоторые новые знакомства с европейцами приобрели столь дружественный характер, что значительно увеличили мои моральные обязательства.

С м-ром Полаком я познакомился точно так же, как и с м-ром Уэстом, в вегетарианском ресторане. Однажды вечером какой-то молодой человек, обедавший за столиком неподалеку от меня, прислал мне свою визитную карточку, выражая тем самым желание познакомиться. Я пригласил его за свой столик, и он пересел ко мне.

– Я помощник редактора журнала «Критик», – сказал он. – Когда я прочитал ваше письмо в газете по поводу чумы, мне сильно захотелось познакомиться с вами. Очень рад, что такая возможность представилась.

Мне понравилась искренность Полака. В тот же вечер мы узнали друг друга еще ближе и обнаружили, что у нас почти одинаковые взгляды на важнейшие жизненные проблемы. Он любил жить совсем просто. У него была изумительная способность осуществлять на деле все то, до чего он доходил собственным умом. Многие перемены, произведенные им в своей жизни, были и быстры и радикальны.

«Индиан опиньон» требовала все больших расходов. Первое же сообщение от м-ра Уэста было тревожным. Он писал: «Не думаю, чтобы предприятие принесло вам ту прибыль, на какую вы рассчитываете. Боюсь, как бы не было убытка. Счета в беспорядке. Необходимо взыскать большие суммы с должников, но нельзя найти концы. Следует произвести тщательную ревизию. Но все это не должно тревожить вас. Я приложу все усилия, чтобы восстановить порядок. Остаюсь здесь независимо от того, будет прибыль или нет».

М-р Уэст вполне мог уехать, обнаружив, что прибыли не предвидится, и я не мог бы осудить его за это. Действительно, он был вправе обвинить меня в том, что я охарактеризовал предприятие как прибыльное, не имея на то достаточных оснований. Но он даже ни разу не пожаловался. Однако у меня создалось впечатление, что в результате этого открытия м-р Уэст стал считать меня чересчур доверчивым. Я просто принял на веру оценку, сделанную Маданджитом, не позаботившись о том, чтобы проверить ее, и сообщил м-ру Уэсту об ожидаемой прибыли.

Теперь я знаю, что общественный деятель не должен делать заявлений, в которых он не совсем уверен. Более того, почитатель истины должен соблюдать величайшую осторожность. Позволить человеку поверить в нечто не проверенное основательно – значит скомпрометировать истину. Мне больно признаться, что несмотря на то, что я знаю все это, я еще не совсем поборол в себе доверчивость. В этом виновато мое честолюбие, проявляющееся в том, что я берусь за большее количество дел, чем могу выполнить. Это честолюбие часто служило причиной беспокойства скорее для моих товарищей по работе, чем для меня самого.

Получив письмо от м-ра Уэста, я выехал в Наталь. К этому времени мы с м-ром Полаком стали уже друзьями. Он проводил меня на станцию и дал на дорогу книгу, которая, по его словам, должна была непременно мне понравиться. Это была книга Раскина «Последнему, что и первому».

Я не мог от нее оторваться. Она буквально захватила меня. Поезд от Иоганнесбурга до Дурбана шел сутки и прибывал в Дурбан вечером. Я не спал всю ночь. Я решил изменить свою жизнь в соответствии с идеалами этой книги.

Это было первое прочитанное мною произведение Раскина. В годы учения я почти ничего не читал, кроме учебников, а впоследствии, окунувшись с головой в свою деятельность, имел мало времени для чтения. Поэтому начитанностью похвастаться не мог. Все же я думаю, что не много потерял от этого вынужденного ограничения. Наоборот, читая не очень много, я имел возможность хорошо переваривать прочитанное. Книга «Последнему, что и первому» вызвала немедленную, практическую перемену в моей жизни. Впоследствии я перевел ее на гуджарати под заглавием «Сарводайя» (Всеобщее благо).