Дмитрий Ивинский - История русской литературы

О символизме: Жирмунский В. М. Преодолевшие символизм // Русская мысль. 1916. С. 25—56; Жирмунский В. М. Поэзия Александра Блока. Пг., 1921; Жирмунский В. М. Валерий Брюсов и наследие Пушкина. Пб., 1922; Александр Блок: Новые материалы и исследования. Кн. 1—4. М.: Наука, 1980: (Лит. наследство: т. 92); Минц З. Г. Блок и русский символизм: Избранные труды: Кн. 1—3. СПб., 1999—2004; Хансен-Леве А. Русский символизм. СПб., 1999; Лавров А. В. Русские символисты: Этюды и разыскания. М., 2007.

О социалистическом реализме см. в изд.: Лифшиц М. А. Собрание сочинений: Т. 1—3. М., 1984—1988; Паперный В. М. Культура два. М., 1996;

Гуковский Г. А. Очерки по истории русской литературы XVIII века: Дворянская фронда в литературе 1750—1760 годов. М.; Л., 1936; Гуковский Г. А. Очерки по истории русской литературы и общественной мысли XVIII века. Л., 1838.

Орлов В. Н. Русские просветители 1790—1800 гг. М., 1951; 2-е изд.: 1953.

Бурное развитие «декабристоведения» в советскую эпоху, имело как отрицательные (оно затрудняло адекватное восприятие культуры пушкинского времени), так и положительные стороны (во-первых, оно «легализовало» изучение этой культуры, во-вторых, выдвинуло ряд тонких ее знатоков, таких как М. К. Азадовский и Ю. Г. Оксман).

Сходным образом о Тынянове и Вацуро отзывался покойный А. М. Песков, относившийся к их трудам с одинаковым пиететом; насколько мне известно, он не напечатал этих своих рассуждений.

Едва ли не первый серьезный опыт описания этой концепции: Кацис Л. Ф. Логос В. Н. Топорова в локусе «петербургского текста» русской литературы (петербургский фрагмент картины мира исследователя) // Новое литературное обозрение, 2009. №98.

Топоров В. Н. Прусский язык: Словарь. Т. 1—5. М., 1975—1990.

Топоров В. Н. Эней – человек судьбы: (К «средизем-номорской» персонологии). Ч. 1. М., 1993.

Топоров В. Н. Святость и святые в русской духовной культуре. Т. 1—2. М., 1995—1998.

Топоров В. Н. «Бедная Лиза» Карамзина: Опыт прочтения: К двухсотлетию со дня выхода в свет. М., 1995.

Так, статья «Петербург и „Петербургский текст русской литературы“» была напечатана с подзаголовком «Введение в тему», а в примечании к этому подзаголовку отмечалось, что «в следующем ниже тексте ряд важных вопросов <���…> только обозначен в самых общих чертах» (Топоров В. Н. Петербургский текст Русской литературы: Избранные труды. СПб., 2001. С. 7, 66).

Бросающаяся в глаза особенность его книг и статей – обилие цитат, функция которых у Топорова резко своеобразна: они не только и не столько «иллюстрируют» то или иное положение, сколько входят в текст наряду с авторским повествованием, как его равноправный элемент.

Топоров В. Н. Из истории русской литературы. Том II: Русская литература второй половины XVIII века. М. Н. Муравьев: Введение в творческое наследие. Книга 1. М., 2000; Книга 2. М., 2003; Книга 3. М., 2007.

Топоров В. Н. Пушкин и Голдсмит в контексте русской Goldsmithian’ы: (к постановке вопроса). Wien, 1992. (Wiener Slawistischer Almanach, Sonderb. 29). См. также: Топоров В. Н. О скрытых литературных связях Пушкина // Пушкинские чтения в Тарту: Тезисы докладов научной конференции в Тарту 13—14 ноября 1987 г. Таллин. 1987. С. 7—17.

Целесообразно подчеркнуть, что подобное понимание межтекстовых / межкультурных отношений имеет мало общего с теориями «интертекста», которые выросли на основе признания той смерти автора, которая была некогда компетентно констатирована Роланом Бартом: позиция Топорова, скорее, полемична по отношению к ним. Ср. постановку вопроса «об особом виде синтетического пространства, представляющем своего рода теоретико-множественное произведение двух „подпространств“ – поэта <���…> и поэтического текста <���…>, – характеризующемся особенно сложной и „тонкой“ структурой, исключительной отзывчивостью к неявному, скрытому, запредельному, сверхреальному, способностью к дальновидению, провидчеству, пророчеству». Поэт и текст неслиянны, но и нераздельны: «автор описывается через текст и текст – через автора; поэт творит текст, а текст формирует поэта <���…>, и любое <���их> изолированное описание <���…> оказывается частичным и неадекватным». Постулирование динамического тождества поэта и текста прямо соприкасается со столь же динамичным тождеством истории и мифа: именно в этой перспективе «устанавливается и онтологическая связь и историческая преемственность (через серию трансформаций) поэта и младшего сына Бога из „основного“ мифа. Как и последний, поэт связан и с Небом, и с Землей <���…>, с будущим и прошлым, с жизнью и смертью. Поэт двигается между этими крайностями <���…>. Происходящее с поэтом во время творения <���…> интереоризируется в текст <���…>. Отсюда сопричастность текста поэту и поэта тексту, их <���…> изоморфность, общность структуры и судьбы <���…>. У текста и поэта – одна мера и одна парадигма. И это – поэтика, наиболее непосредственно и надежно отсылающая к двум пересекающимся „эктропическим“ пространствам – Творца и творения» (Топоров В. Н. Об «эктропическом» пространстве поэзии (поэт и текст в их единстве).// От мифа к литературе. Сб. в честь 75 - летия Е. М. Мелетинского. М., 1993).

О других терминологических словарях XVIII и XIX вв. см., напр.: Хауфман И. М. Терминологические словари. Библиография. М., 1961.