Валерий Поволяев - Шебаршин. Воспоминания соратников

Отношения между КГБ СССР и МГБ ГДР не ограничивались Москвой и Берлином. Во всех странах, где существовали резидентуры советской и восточногерманской разведок, они тесно взаимодействовали, обменивались политической и оперативной информацией. Мне приходилось общаться с немецкими коллегами в Дели, но с особой теплотой я вспоминаю разведчиков ГДР, работавших в Тегеране в годы исламской революции.

Нам приходилось нелегко: «восточный империализм», т. е. Советский Союз, рассматривался исламскими революционерами как противник, лишь немногим уступающий «великому сатане» — Соединенным Штатам Америки. Посольство СССР подвергалось нападениям, на его стенах метровыми буквами было выведено изречение имама Хомейни «Америка хуже Англии, Англия хуже Америки, а Россия хуже их обеих». Тайная полиция САВАМА — преемница шахского САВАК — неотступно следила за нами. Москва нуждалась в информации, и добывать ее приходилось ценой немалых усилий и риска. Иранские власти не жаловали представителей всех социалистических стран, наши коллеги испытывали такие же трудности, как и мы. Задачи, поставленные перед резидентурами Москвой и Берлином, решались общими усилиями.

Я регулярно встречался с резидентом разведки ГДР Вернером Б. Мы избегали телефонных разговоров, договаривались о встречах заранее, условившись, что в случае срочной необходимости каждый из нас может выходить на контакт без предупреждения. Разговоры на квартирах были небезопасны. САВАМА использовала технику подслушивания, предоставленную американцами в шахские времена — немецкие коллеги выявили в помещениях посольства десятки подслушивающих устройств. Советское посольство было в этом отношении более надежным местом: его здания, разбросанные в обширном парке, строго охранялись, и неконтролируемый доступ иностранцев был исключен. Периодические проверки давали уверенность, что комнаты, предназначенные для конфиденциальных бесед, безопасны.

Мне приходилось неоднократно бывать в посольстве ГДР, причем однажды при драматических обстоятельствах. Осенью 1982 года САВАМА арестовала иранца, поддерживающего деловой контакт с инженером из ГДР. Иранцу было предъявлено обвинение в шпионаже, инженер укрылся в своем посольстве, иранская сторона в ультимативной форме потребовала его выдачи. Из слов Вернера можно было понять, что инженер имеет отношение к службе друзей, однако не совершал ничего такого, что могло бы квалифицироваться как шпионаж. Я в эту тему не углублялся. Вопреки распространенному мнению, сотрудничающие службы не раскрывают друг перед другом свою агентуру. Это было само собой разумеющимся правилом во взаимоотношениях с коллегами.

Иранцы не ограничились словесными угрозами. В районе посольства были выставлены группы людей в штатском, обстановка очевидным образом накалялась. Немцы сделали вывод о возможности нападения на посольство. В Тегеране тех лет такие акции не были редкостью. Наши и немецкие источники предупреждали нас о необходимости быть готовыми к любому повороту событий. Берлин был весьма обеспокоен, Москва предписывала мне поддерживать постоянный контакт с немецкими коллегами, незамедлительно сообщать об обострении обстановки и оказывать друзьям всяческую помощь.

У въезда в узкий переулок, ведущий к посольству ГДР, стояли со скучающим видом люди в разномастной штатской одежде. В припаркованных машинах сидели еще люди, даже не пытающиеся прятать автоматы — к тому времени это ни у кого в Тегеране не вызывало удивления. Сам переулок был зловеще пустынен — ни машин, ни пешеходов. Машину с дипломатическим номером к посольству пропустили.

В посольстве царило мрачное оживление, стучали молотки, визжали электрические дрели: немцы готовились к отражению нападения и возводили защитные сооружения. Картина была знакомой, посольство СССР жило под угрозой захвата с конца 1979 года.

Немецкая сторона выдержала давление иранцев и не выдала своего гражданина. Инцидент был урегулирован без шума. Твердость и последовательность дали нужный результат.

Общение с Вернером укрепило мое мнение о немецких коллегах как исключительно добросовестных, надежных и искренне преданных своему делу людях. Мне нравилась основательность суждений Вернера, его хладнокровие, умение выделить достоверные сведения из потока слухов и дезинформации.

Мое уважение к разведке ГДР росло по мере того, как, работая в Центре, я получал возможность знакомиться с ее материалами по США, ФРГ, НАТО. Главное управление «А» было достойным партнером ПГУ и недаром имело репутацию одной из наиболее эффективных разведывательных служб мира.

Информация, поступавшая в порядке обмена от восточногерманских коллег, была существенным подспорьем для ПГУ. Главное управление «А» располагало уникальными разведывательными источниками, в том числе документальными, серьезными возможностями для работы по научно-технической линии. Со своей стороны мы честно и добросовестно делились с Берлином нашей информацией. Правило — не раскрывать источники — соблюдалось обеими сторонами свято. Мы принимали меры к тому, чтобы в максимальной степени обезличить передаваемые из Москвы материалы, т. е. убрать из них все конкретные признаки, указывающие на происхождение материала. Опыт учил, что незначительные, казалось бы, небрежности в обращении с информацией могут в случае ее утечки дать контрразведке возможность добраться до источника. К сожалению, случаи предательств бывали и в советской, и в восточногерманской разведке, трудно контролировать конечных потребителей разведывательной информации и технических исполнителей, имеющих к ней доступ — шифровальщиков, машинисток, секретарей, личных помощников высокопоставленных лиц и т. п. Мы действовали по принципу «береженого бог бережет» и, доверяя коллегам, все же тщательно препарировали свои материалы. Той же практики придерживались и коллеги, но надо сказать, что некоторые документальные материалы мы получали от них «живьем» — на той пленке, которая была заряжена в фотоаппарат агента. Попытки устанавливать на основании таких материалов агентуру коллег никогда не предпринимались. Мы с уважением относились к доверяемым нам секретам.

Следует подчеркнуть, что информация, передававшаяся для Москвы разведкой ГДР, исходила исключительно от зарубежных источников. Немецкие коллеги, насколько можно судить, не вели работы внутри своей страны.

В 1987–89-х годах во взаимной информации резко выросла доля сведений о положении в социалистических странах. Берлин и Москва сохраняли спокойствие, Горбачев говорил о том, что «перестройка отношений в содружестве в соответствии с требованиями времени уже идет», и даже предупреждал против эйфории, поскольку «работа еще только разворачивалась». (М. Горбачев. Перестройка и новое мышление, М. 1987, стр. 170). Наши разведки были вынуждены ориентироваться на официальную линию, однако кризисное состояние содружества и каждого из его участников заставляло смещать акценты в работе и агентурных аппаратов, и обоих Центров. Мы убедились, что восточногерманские коллеги работали не только по США, ФРГ и западным странам. Они располагали глубокой и достоверной информацией по нашим общим союзникам — Польше, Венгрии, Румынии, Чехословакии, Болгарии.