Владимир Туболев - Чужое небо

-Да.

Капитан нахмурился.

- Плохо дело...

Они вошли в ангар. Техник Блюмепталь молча махнул рукой в сторону горки деталей в углу.

Грабарь с Тесленко только делали вид, что работают. На самом деле им трудно было выполнять даже эти несложные движения.

Грабарь чувствовал, как его охватывает смертельная усталость и безразличие ко всему. На что еще надеяться? Принимая вчера решение пойти под пули, он верил, что это даст ему шанс вооружить машину. В ангаре, имея патроны, зарядить пушки не составило бы труда... Он надеялся на помощь Блюменталя. Он шел на смертельный риск. Он сделал все, что мог. И все оказалось бессмысленным. Не хотелось ни о чем думать, не хотелось ничего видеть, слышать. Забыться бы...

Неожиданно к Грабарю подошел Блюменталь. Капитан только сейчас заметил, как тот побледнел и осунулся.

- Что с вами, господин Блюменталь? - тихо спросил Грабарь. - У вас неприятности? Техник судорожно вздохнул, потом сказал:

- Они убили ее...

- Кого? - спросил капитан, не сразу сообразив.

- Жену.

- Откуда вы знаете?

- Утром принесли извещение... умерла от воспаления легких...- Блюменталь покривился.

- Понятно.

- Ничего вам не понятно! - дернувшись, сказал техник. - Вы слышали когда-нибудь, чтобы взрослый человек в нормальных условиях умирал от воспаления легких?

- Бывает.

- Может, и бывает. Но это-ложь. Они всем присылают такие заключения... всем, кого убили или замучили. Уж это-то я хорошо знаю. - Он стиснул зубы. Побои и голод - вот что это, а не воспаление.

Он замолчал. Капитан не знал, что сказать, как нарушить тягостную паузу. Блюменталь заговорил сам:

-Вчера я сказал вам "нет". А сегодня...- Он выпрямился. - Я достану вам патроны.

- Что?! - Грабарь боялся поверить своим ушам.

- Я достану вам патроны,-твердо сказал тсхаик.- И заряжу пушки.

- Вилли... - пробормотал капитан. - Я никогда но забуду...

- А, что там, - отмахнулся техник. -Если вам это поможет...- Он отошел.

"Ну что, старина? - сказал себе Грабарь. - Вот и тебе в кои-то веки, кажется, повезло..."

Перед самым концом работы Блюменталь позвал капитана в кладовку и открыл спрятанный под стеллажом ящик:

- Вот.

В ящике лежали отливающие золотом патроны. Грабарь склонился и погладил холодный металл рукой. Это была жизнь. Он не мог оторвать от них взгляда.

- Спасибо, Билли.

- Спасибо скажете, когда все будет кончено. Грабарь внимательно осмотрел пушки своей машины, и еще один камень свалился с души: оружие было в порядке.

- Билли, и еще к вам одна просьба. Вы можете достать карту юга Германии? Блюменталь сморщил лоб.

- Достать можно. Правда, не знаю, устроит ли она вас... Из школьного учебника подойдет?

- Любую. Безразлично.

- Постараюсь, - пообещал Блюменталь.

- Хорошо бы побыстрее.

- Завтра принесу. - Он замялся. - Но вам нужно поторопиться. Любая случайность...

- Да, - сказал капитан. - Я понимаю. Он взял кусочек проволоки и заклинил гашетки, но так, чтобы в любой момент их можно было освободить. Кто знает, вдруг какому-нибудь немцу взбредет в голову нажать их?

Техник Блюменталь сдержал свое слово: на следующий день пушки были заряжены. Грабарь проверил их еще раз и ударом молотка смял защелку. Теперь до боекомплекта можно было добраться, только сломав лючок. Шланг, найденный сержантом, тоже лежал в кабине. Итак, в распоряжении капитана была не мишень, а вооруженный и грозный самолет.

Глава четырнадцатая

1

Бергер оказался плохим пророком - летчики не только поднимались в воздух, но и возвращались обратно. Истерзанные, едва переставлявшие ноги на земле, оказавшись в кабине самолета, они находили в себе новые силы для борьбы. Но сил становилось все меньше.

Долго продержаться они не могли. Делать по два вылета в день было тяжело даже для Грабаря. Сержанту же приходилось совсем плохо - и потому, что он очень ослаб, и потому, что у него было меньше опыта. К концу первого дня полетов он едва добрался до барака и как подкошенный упал на нары. Грабарь видел, какие героические усилия тот прилагает, чтобы не дать себя сбить.

Нужно было срочно, любыми средствами заправить самолет горючим.

Летчикам должна была помочь строгая до педантичности пунктуальность немцев, неукоснительно придерживавшихся раз заведенного порядка. Так, начав летать на "тридцатке", Грабарь летал на ней и до сих пор. Первый вылет он сделал в девять утра, и с тех пор его неизменно вызывали в это время. Правда, сейчас добавился полет в час тридцать. Тесленко летал в одиннадцать дня и пять вечера.

Сейчас весь план побега держался на сержанте. Немцы заправляли машины сразу после посадки. А поскольку вылет сержанта был последним, он мог с наименьшим риском попытаться перекачать бензин из своего самолета в машину Грабаря.

Но в первые два дня случая не представилось, а на третий сержант заболел. Поднялась температура, ночью он бредил и утром не смог встать.

Грабарь понимал, что из-за болезни немцы вряд ли отменят вылет. Если сержант не поднимется к одиннадцати часам, его просто пристрелят. Несмотря на то что Заукель, казалось, забыл об их существовании, Грабарь был уверен, что тот следит за каждым их шагом. Болезнь сержанта могла послужить толчком к тому, чтобы Заукель разделался с ними обоими.

Капитан не отходил от Тесленко ни на шаг, клал на лоб смоченную в воде тряпку, терпеливо поправлял по- вязкп. Лейтенант Мнропенко помогал ему.

- Ах ты, беда.... - качал он головой. - Надо же было такому случиться...

"Па чарзе, кали ласка. Па чарзе, кали ласка. Па чарзе..."

Капитан вдруг поймал себя на том, что без конца повторяет эту невесть откуда взявшуюся фразу:

- Па чарзе, кали ласка!

Потом вспомнил, что это из сказки, которую мать рассказывала ему в детстве. Кажется, там речь шла о попугае, жившем у шинкаря. Хозяин постоянно повторял эту фразу своим нетерпеливым клиентам, и попугай затвердил ее. Однажды он удрал от шинкаря. Налетевшие птицы начали беспощадно клевать чужака. А попугай без конца повторял:

- Па чарзе, кали ласка... По очереди, пожалуйста... До тех пор, пока его не заклевали.

- Глупости, - пробормотал капитан. Мироненко взглянул на него вопросительно.

-Да, нет ничего... - Капитан выпрямился. - Лейтенант, достаньте чего-нибудь жаропонижающего. Очень вас прошу.

- Я постараюсь... - сказал тот. - Но как быть... Он хотел спросить, как быть с вылетом Тесленко, но не успел. В барак вошел эсэсовец.

- Заключенный номер двадцать пять! На выход! Капитан повернулся. Он одернул куртку и шагнул вслед за эсэсовцем.

Вместо заключенного номер двадцать пять шел заключенный номер двадцать четыре. Эсэсовец взглянул на него с недоумением, но ничего не сказал. Вылет должен был состояться...

2

Если в те два дня, когда ему приходилось делать четыре вылета, капитан Грабарь не погиб, не сошел о ума и даже не пустил в ход имевшийся на самолете боекомплект, то только потому, что дал себе клятву скоро рассчитаться с фашистами за все. У него был к ним длинный счет, и он намерен был предъявить его.