Михаил Ильинский - Сильвио Берлускони – Премьер Италии

Впрочем, тактика и практика эта не нова.

Благодаря подобной тактике Босси уже в 1987 году прошел в сенат; в 1992 году укрепил позиции своей депутатской группы в центральном парламенте (55 мандатов в палате депутатов и 25 – в сенате. Для организации отдельной депутатской группы в парламенте необходимо объединение 20 и более депутатов из одной политической партии). В 1994 году пятеро членов «Лиги Севера» вошли в качестве министров в первое правительство Сильвио Берлускони. Роберто Марони стал министром внутренних дел и вице-премьером. Сам же Босси предпочел не отягощать свои руки никаким портфелем и оставил свой путь свободным и открытым для любых будущих маневров.

Уже летом 1994-го Босси и Берлускони вступили в схватку на «коротких ножах», Лига искала и нашла контракт с левоцентристами и бывшими демохристианами на знаменитом «обеде с рыбными блюдами». Но это не был переход Босси из одного лагеря в другой. Это было время громкого «похода в долину По», провозглашения «независимости Падании». На парламентских выборах Лига выставила свои «штандарты», смысл которых в особых позициях: «Ни с Римом “Полюса”, ни с Римом “Оливковой ветви”. Сами себе – голова!».

Плавание «Лиги Севера» между «двумя водами» было сначала достаточно успешным, пока в рядах Лиги не произошло расслоение: одни стали выступать за продолжение самостоятельного «индепендентистского» движения, другие видели себя уже в министерских креслах рядом с левоцентристами; третьи отдали предпочтение правому центру С. Берлускони. Что касается самого Босси, то он остался верным себе: «Не принуждайте или, наоборот, принуждайте меня, а я буду принуждать остальных», – повторял он свой отработанный рефрен. Так или иначе он – за альянсы. С кем, когда и как, – это покажет время. Но Берлускони, пожалуй, был перспективнее других, с большим карьерным багажом.

Трудным был период упрощения политических формул, гербов и лозунгов. Если с призывами и «лозунгами наоборот» – все казалось бы ясно (правые действовали по «правилам» левых, левые оказывались затянутыми в военные действия и брали на себя сложные обязательства в связи с миротворческими функциями в Косово, решением проблем беженцев, иммиграции и т. д.), то с «гербами» дело обстояло совсем неоднозначно.

Для выражения исходных позиций и для привлечения сторонников герб или политический знак-символ, понятно, всегда необходим. В Италии различных гербов-символов политических партий и движений развелось к лету 1999 года более 60, из которых 58 были утверждены комиссией МВД. Возникла «великая» буза-путаница: повторение знаков-символов – гвоздик, львов, красных знамен, ослов и различных эмблем – с самого начала запутало многих избирателей, которые порой не знали, за чей знак отдать свой ставший столь ценным и желанным голос. Это, пожалуй, первыми поняли левоцентристы Массимо Д’Алемы. Они начали зондирование в парламенте, поиск выхода, временно потерянных путей, приведших их к потере в 1994-м голосов, а затем их переход в левоцентристскую группировку «Оливковая ветвь», которая так легко растеряла множество «очков» в 1999 году. Всестороннее зондирование развернулось на территориях Лиги Умберто Босси.

Политики считают, что любые выборы – президентские, парламентские, муниципальные – могут служить особо чувствительным реактивом – «лакмусовой бумажкой», определяющей расстановку политических сил. И в целом они не ошибаются, хотя нюансов может быть не меньше, чем цветов радуги. Особенно в Италии, где количество политических партий и группировок зашкаливает далеко за двадцать, а «индивидуалов-политиков», со своей программой и правительством, где он по меньшей мере премьер, министр финансов, обороны или иностранных дел, можно найти в каждой второй семье на Апеннинах, Сицилии и Сардинии. Ищи – должно быть!

Неудивительно, что на административных (1999 года) выборах, на которых переизбирались 421 коммунальный совет, мэры 15 крупных и средних городов, за 39 кандидатов было подано по одному голосу, а за 67 – ноль, то есть, видимо, даже сам кандидат не решился проголосовать за самого себя, хотя не прекращал ни на секунду чувствовать себя самым достойным, находящимся в полной оппозиции всем и потому оставшимся непонятым всеми. Это и есть один из многих итальянских «исторических» и национальных парадоксов и конфликтов.

После Второй мировой войны и разгрома фашизма в Италии сложились два основных противоборствовавших блока. С одной стороны, христианские демократы, количество которых достигало в период расцвета, в 50–80-е годы, около 2 млн членов; и с другой – коммунисты, которых насчитывалось более 1,5 млн. Другие партии (социалисты, социал-демократы, республиканцы, либералы и т. д.) на разных этапах играли разную роль, но всегда вынуждены были плыть по фарватеру христианских демократов, иногда быть их попутчиками, но, как правило, решительными противниками коммунистов, включая и тех, кто оставлял или терял «ортодоксальные» позиции, с точки зрения кремлевских лидеров, был затянут «в болото оппортунизма и ревизионизма», для кого «пролетарии всех стран» больше или не существовали или забыли, что надо объединяться, а трудовое крестьянство упорно превращалось в фермеров, бюргеров с капиталами в банках, «обуржуазившихся» даже в рамках «красных кооперативов» (особенно на севере Италии).

Иначе говоря, ко времени падения Берлинской стены в Италии также произошли два исторических краха: распалась на мелкие осколки главная буржуазная партия христианских демократов, не уберегла единства марксистских рядов и Итальянская компартия, изменившая и свои символы и свое историческое название, переродившаяся в Демократическую партию левых сил, сошедшую с рельс классовой борьбы. Но возникла Партия коммунистического воссоздания, пытавшаяся сохранить реликвии и дух революционного прошлого, перенести их в бурное настоящее и в будущее, что многие именовали тяжелыми, как камень, словами «анахронизм и реликт» истории.

Но начнем не с реликта, а с ДПЛС, которая, как говорил ее генеральный секретарь Массимо Д’Алема, уже не была партией оппозиции, а входила в Палаццо Киджи (резиденцию правительства) не со служебной двери, а с парадного подъезда с важными министерскими портфелями. «Изменился мир, изменились и мы», – утверждал Д’Алема и, наверное, он был по-своему прав. Уходили в историю одни из основателей ИКП: узник фашистских застенков Антонио Грамши и Пальмиро Тольятти, которого вспоминают в печати то как активного деятеля Коминтерна, спокойно взиравшего на сталинские «ГУЛАГи», где «гостили» не без его ведома и некоторые итальянские граждане, то как «справедливого человека мирового значения». Так покрылась красными знаменами площадь Сан-Джованни перед кафедральным собором в Риме, когда в августе 1964-го Италия хоронила «Лучшего» (партийный псевдоним Тольятти) – лидера коммунистов, видного политического деятеля, одного из руководителей движения итальянского Сопротивления против фашизма.