Эндрю Карнеги - История моей жизни

К числу самых ранних воспоминаний моих детских лет относятся раздоры между городом Данфермлином и владельцем Питтенкриффа из-за права доступа на монастырские земли и к замку. Распри эти длились в течение целого ряда поколений. Еще мой дед Моррисон был одним из вождей в этой борьбе, и оба мои дяди — Лодер и Моррисон — продолжили ее; последний заслужил громкую славу тем, что вместе с другими снес до основания каменную стену, сооруженную владельцем Питтенкриффа. Город выиграл процесс, но землевладелец издал распоряжение, «чтобы никто из Моррисонов никогда не осмеливался переступить черту долины». Так как я принадлежал к роду Моррисонов, то и мне, значит, доступ туда был запрещен.

Долина эта — единственная в своем роде. Она соединяет монастырскую землю с замком и тянется к северо-западу от города на пространстве 70 моргов. Ее склоны густо поросли прекрасным лесом. Для дан-фермлинских детей это место было настоящем раем, особенно для меня. Когда я слышал слово «рай», то мысленно переводил его словами «Питтенкриффская долина». Мы были счастливы, когда могли случайно через открытые ворота бросить взгляд внутрь этого рая.

Почти каждое воскресенье мы, дети, совершали с дядей Лодером прогулку вокруг монастыря до того места, откуда можно было видеть долину; внизу под нами виднелись верхушки высоких деревьев, над которыми носились целые стаи ворон. Владелец долины казался нам самым богатым и могущественным человеком на свете. Правда, мы знали, что в Виндзорском замке живет королева, но ведь Питтенкрифф принадлежал не ей! И мы были уверены, что мистер Хант, владелец Питтенкриффа, не поменяется ни с ней, ни с кем-либо на свете. Мы, по крайней мере, ни за что не сделали бы этого. Когда я, бывало, ребенком, а позже и юношей строил воздушные замки, мои мечты никогда не поднимались до Питтенкриффа. Когда я стал старше, дядя Лодер пророчил мне всевозможные вещи; но если бы он мне сказал в один прекрасный день, что настанет такое время, когда у меня окажется достаточно денег, чтобы сделаться счастливым обладателем Питтенкриффа — я сошел бы с ума. А быть в состоянии подарить городу это владение — мечта моих детских лет! Ни на какие блага в мире я не променял бы такое счастье!

Когда мой земляк, доктор Росс, сообщил мне, что мистер Хант не прочь продать свои земли, я навострил уши. Но он боялся, что тот заломит колоссальную цену. После этого в течение некоторого времени дело не двигалось с места, и я вспомнил о нем только в марте 1902 года, когда лежал больной в Лондоне. Я послал тогда телеграмму мистеру Россу с просьбой приехать ко мне. Он явился, и мы возобновили переговоры относительно Питтенкриффа. Я предложил, чтобы наш земляк и общий друг, мистер Шоу, позондировал в Эдинбурге почву через посредничество поверенных мистера Ханта.

Э. Карнеги на своей яхте с первым председателем благотворительного Фонда Карнеги в Данфермлине Джоном Россом (слева) и первым председателем благотворительного Фонда Карнеги в Великобритании Уильямом Робертсом

Тем временем я вернулся в Нью-Йорк. Вскоре после этого пришла телеграмма от мистера Шоу, в которой он сообщал, что мистер Хант готов продать свои владения за сорок пять тысяч фунтов стерлингов. Я телеграфировал: «Согласен» — и в ответ на это получил телеграмму от мистера Шоу: «Да здравствует владетель Питтенкриффа!».

Итак, я стал счастливым обладателем лучшего места, какое только существовало на земле. Король — он был только король. Ведь у него не было ни башни короля Малькольма, ни реликвий святой Маргариты, ни Питтенкриффской долины. По сравнению со мной он был бедняк. Ведь мне, а не ему принадлежали все эти сокровища.

Лишь сделавшись собственником парка и долины, я убедился, как много добра могут принести деньги, если только передать их в руки альтруистически настроенных людей. Я ознакомил мистера Росса со своими планами относительно Питтенкриффского парка. По его совету я пригласил некоторых лиц и предложил им на обсуждение план организации. Они предполагали, что дело ограничится только передачей парка городу, и были немало удивлены, когда узнали, что сверх этого я еще жертвую в пользу Данфермлина полмиллиона фунтов стерлингов.

Прошло уже двенадцать лет с тех пор, как я передал городу долину с парком. Ежегодный детский праздник, праздник цветов и большое число посетителей, постоянно наполняющих парк, служат красноречивым доказательством того, с какой любовью население Данфермлина относится к нему. Питтенкриффская долина привлекает даже жителей соседних городов. Попечительский совет всеми способами старается выполнить те директивы, которые даны ему в дарственной... «Внести больше света и красоты в однообразную жизнь рабочего населения Данфермлина, доставить этому населению, в особенности юношеству, радость, счастье и утешение, которых они обыкновенно лишены. Пусть у сына моей родины, сколько бы он ни скитался по свету, остается на всю жизнь утешительное сознание, что его жизнь была счастливее и краше только потому, что колыбель его стояла в Данфермлине. Если в вашей работе вам удастся достигнуть этого результата, вы можете сказать себе, что ваши труды не пропали даром».

Я вижу какую-то поэтическую справедливость в том, что внук старого радикального вождя Томаса Моррисона и сын моего незабвенного отца и мужественной матери возвысился в жизни настолько, что смог вытеснить прежних собственников из их старых владений и предоставить парк в вечное пользование жителям Данфермлина. Это романтическая, но подлинная история, с которой не могут сравниться никакие воздушные замки, никакой вымысел. Мне временами кажется, что ее написала сама судьба, и внутренний голос говорит мне: «Ты не напрасно жил — не совсем напрасно».

Много лет прошло со дня моего ухода от дел, а я все не мог решиться посетить наши заводы. Это напомнило бы мне о многих, увы, уже ушедших из жизни людях. Почти не оставалось никого из моих друзей, кому я мог бы пожать руку, как в давно минувшие времена, и, может быть, только один или двое из тех, кто назвал бы меня привычным именем «Энди».

Из этого не следует, что мои молодые товарищи были для меня чужими. Наоборот, они много содействовали тому, чтобы примирить меня с моим новым положением. Мне было особенно приятно, что они все вступили в Ассоциацию ветеранов Карнеги, которая перестанет существовать только тогда, когда умрет ее последний член. Раз в год они собираются у нас в доме на общий обед; многим из наших ветеранов приходится приезжать для этого издалека. Когда мы построили себе в Нью-Йорке новый дом, моей жене первой пришло в голову созвать на новоселье всех наших ветеранов. «Прежде всего товарищи по работе», — сказала она. Я рад, что она относится к ним с такой же симпатией, как и я. Полное доверие, общие цели, один за всех и все за одного, взаимная теплая привязанность — вот что объединяет нас всех, как братьев.