Барбара Аутланд Бейкер - Арнольд и я. Жизнь в тени Австрийского Дуба

Весной Арнольд увеличил интенсивность своих тренировок, что моментально отразилось на количестве времени, которое мы могли проводить вместе. Меня подогревала жажда романтических отношений, и, честно сказать, я начала немного волноваться из-за его частых тренировок: в тот момент слишком насыщенная жизнь Арнольда стала камнем преткновения в наших отношениях. Много времени Арнольд проводил с друзьями, развлекая их рассказами, и очень часто выставлял других людей на посмешище. Не обошла эта участь и меня: мне тоже пришлось испытать всю тяжесть его насмешек. Тем не менее, несмотря на все свое негодование, я терпела все подколки Арнольда из-за боязни его потерять.

Мне не нравилось, что он относится ко мне слишком пренебрежительно и что я страдаю от его власти над собой. Постепенно в наши отношения вошло взаимное неудовлетворение, и мы с Арнольдом стали напоминать два куска кремния, которые при малейшем контакте высекают искры. Иногда случалось, что полученная в результате размолвок «искра» разжигала такой огонь, с которым мы оба не могли совладать. Раз в месяц у нас происходила серьезная ссора: Арнольд без всяких экивоков обвинял меня в том, что из-за предменструального синдрома я воспринимаю все слишком эмоционально. Оказывается, все наши беды были из-за женских гормональных циклов, а не из-за его нечувствительности и невнимательности ко мне. Неудивительно, что после таких ссор у меня наступал период самобичеваний и самокопания.

Однажды мне сделали небольшую хирургическую операцию по удалению бородавок, после которой я, как обычно, прилетела к Арнольду. После операции у меня ужасно болели руки, но я все же поехала искать Арнольда и нашла его на какой-то вечеринке. Он веселился со своими друзьями, и я смотрела, как они пускают «косяк» по кругу. Когда очередь дошла до Арнольда, явственно проступила темная сторона его характера – это было так, словно внезапно появился чертик из табакерки и начал всех пугать. Арнольд всегда паясничал сверх меры, но в этот раз он превзошел сам себя, показав всю свою неотесанность и дикость.

Обращаясь к Арти, он легко мог сказать: «Ты свинья, Арти. Ты все время жадничаешь и эканомишь тенги! Сходил бы с Джози куда-нибудь!» Арнольду ничего не стоило обидеть и свою девушку: «Вы знаете, как трудно с Бар-бар-хой и ее месячными. Эй, Бар-пи, буть повеселее сигодня».

Той ночью у меня просто не хватило сил смотреть на все эти выкрутасы, и я одна вернулась домой. В квартире никого не было, и компанию мне могло составить разве что радио. Уставшая и разбитая после ночных переживаний, я с трудом смогла забыться сном. Услышав скрип ключа в двери, я проснулась и похолодела от страха. В голове у меня крутилась лишь одна мысль: «Беги от него! Он не тот, кто тебе нужен». За весь остаток ночи мы не перекинулись с ним ни единым словом.

Утром он уехал, а я под бодрящий аккомпанемент радио села на уродливую кровать и стала писать письмо.

«Дорогой Арнольд! Последние восемь месяцев были самыми восхитительными в моей жизни, и я отдавала тебе все что могла, потому что я люблю тебя. Но ты часто обижал меня своим сарказмом или делал объектом своих розыгрышей и шуток. Ты обижал меня и обижал других людей. Когда я просила тебя остановиться, ты отвечал, что не стоит говорить за других. Я не представляю жизни без тебя, но какой выбор ты мне оставляешь? С любовью, Барбара».

Когда он вернулся домой, я отдала ему свою записку. Он прочел ее, отложил в сторону и сказал, что мне необходимо вернуться в Сан-Диего. Вот так вот – между нами все кончено! Никаких разговоров, никакого участия, одна только констатация факта: мне необходимо ехать в Пало-Верде, чтобы успеть на автобус до дома.

Пересаживаясь с одного транспорта на другой, я ревела так, словно меня резали. Я чувствовала, что жизнь покидает меня, а на смену ей идут страх и уныние. У меня не было выбора – я не могла просто вернуться к нему. Но как же, черт побери, я смогу найти ему замену? В тот день я выкурила больше сигарет, чем обычно.

Арнольд был достаточно предсказуем: эгоцентрик до мозга костей, всегда собранный и уверенный в своих решениях. Поэтому, когда через четыре дня в полвосьмого утра он позвонил мне, я была поражена. – Доброе утро, малышка. Как там поживает моя Бабизи-Вабизи-Штепси?

«Что происходит? Неужели Арнольд разговаривает со мной, как с ребенком? Нет, не может этого быть». Мне даже потребовалось некоторое время для того, чтобы осознать реальность звонка. Словно в тумане я сказала в трубку:

– Доброе утро, господин Шварценеггер.

– Атлично, золотце, я скучаю по тебе. Приезжай ко мне на эти выхадные, как обычно.

«Что же это такое? Я опять стала его „сокровищем“?»

– Арнольд, но как же насчет того, что ты меня обижаешь и не заботишься о моих чувствах?

– Я все знаю, малышка, и обищаю, что буду лутше, – пророкотал в трубку Арнольд.

При помощи таких вот обычных слов «Арнси-Варнси» вернул меня обратно к себе.

Офис губернатора Шварценеггера, 17 июня 2004 года

Из наших разговоров мне было известно, что Арнольд жил с отцом до семнадцати лет. Но что меня всегда удивляло, так это его способность давать точные характеристики поведению своего отца.

– Думаю, что это из-за щедрости отца. Я хочу сказать, что наш отец был очень щедрым. Ему нравилось баловать нас… – начал свой рассказ Арнольд.

– Мы сейчас говорим о его душевных качествах? – уточнила я.

– Нет, не только о них, ведь он покупал нам всякие мелочи, – пояснил Арнольд.

– Правда? Я всегда считала, что это ваша мать экономила буквально на всем, чтобы вас побаловать, – удивилась я его ответу.

– Моя мать поступала так потому, что мой отец получал жалованье только раз в месяц. Государственные служащие довольствовались единственной получкой в месяц. Так выходило, что день, когда выдавали жалованье, всегда приходился на пятницу, и поэтому отец мог пригласить друзей выпить с ним. Неудивительно, что из-за безудержных трат отца, который за один раз мог потратить половину или вообще все свое месячное жалованье, матери приходилось экономить и откладывать заначку. Она отлично понимала, что наступит такое время, когда семья будет вынуждена целый месяц сидеть без денег. Поэтому, как только ей в руки попадали хоть какие-то деньги, она их тут же припрятывала.

Нашему отцу нравилось ходить с нами куда-нибудь в воскресенье. А потом мы заворачивали в трактир, и для нас с братом это всегда было большим событием. Он покупал нам кока-колу, сладости или мелкие игрушки. Да, он был очень щедрым. И все остальное, что он делал, в большей степени было данью традициям, – закончил свою мысль Арнольд.

Если принять во внимание уровень цен 1970-х годов с поправкой на инфляцию, я могу сказать, что в то время, когда я училась в колледже, Арнольд тоже не жалел на меня денег.