Кеннет Славенски - Дж.Д. Сэлинджер. Идя через рожь

В письме к Бернетту Сэлинджер жаловался, что для Фолкнера или Колдуэлла пребывание на базе «могло бы стать литературным пикником», но самому ему, закоренелому горожанину, хотелось как можно скорее оттуда выбраться. Впервые в жизни Сэлинджера начала одолевать тоска по дому, всей душой он стремился «очутиться на тысячу миль севернее».

При всем при том строгий распорядок дня, как некогда в Вэлли-Фордж, оставлял ему достаточно времени для творчества — в Бейнбридже Сэлинджер довольно много писал.

Вдобавок, проводя долгое время в окружении одних и тех же людей, он имел возможность внимательнее присмотреться к ним, постараться проникнуть в психологию каждого — это потом отразится в его произведениях.

В Бейнбридже базировалась Школа младших авиационных специалистов ВВС США. Сэлинджер был назначен в нее и качестве инструктора. Назначение явилось для него больший неожиданностью — ему, человеку далекому от техники, предстояло учить новобранцев ремонту и обслуживанию самолетов.

Целыми днями Сэлинджер был занят по службе, а по ночам писал. Перемена обстановки и общение с сослуживцами из самых разных слоев общества и уголков страны сказывались на его отношении к собственному творчеству. Так, после долгожданной публикации «Затянувшегося дебюта Лоис Тэггетт» и номере «Стори» за сентябрь — октябрь он заявил, что теперь находит эту вещь «скучной»'.

Бернетт приветствовал возвращение Сэлинджера к литературным занятиям, но опасался, что в армейских условиях застопорится работа над романом. Он даже несколько раз обращался к Дороти Олдинг, литературному агенту Сэлинджера, с просьбой «расспросить его насчет той книги». «Я очень заинтересован в том, чтобы Сэлинджер засел за роман, — писал Бернетт, — если, конечно, у него есть на это время».

Оба они, Бернетт и Олдинг, надеялись, что Сэлинджер продолжает писать книгу о Холдене Колфилде, но порадовать их ему было нечем. Ближе к концу 1942 года он сообщал в письме, что занятость на службе, хотя и позволяет время от времени браться за перо, не оставляет возможности писать роман — которым он, возможно, займется в будущем, если у него вдруг образуется больше свободного времени. На самом же деле с самого приезда в Бейнбридж он писал много и постоянно — жалуясь Бернетту и Олдинг на занятость, Сэлинджер работал по меньшей мере над четырьмя рассказами одновременно.

В сентябре, тоскуя по дому, Джерри много думал об Уне О’Нил и засыпал ее любовными письмами. Уже в первом он писал Уне, что только сейчас понял, насколько сильно любит ее и как ему ее теперь не хватает. Чуть ли не каждый день он посылал ей по эпистолярной новелле, нежной и остроумной; некоторые из них занимали по пятнадцать страниц. Письма Сэлинджера льстили самолюбию Уны, она с удовольствием показывала их своим подругам Кэрол Маркус и Глории Вандербильт. Из писем Сэлинджера девушки заключили, что у «этого Униного Джерри» раздвоение личности: с одной стороны, он страшно сентиментален, а с другой — ужасный нахал.

Реакция подруг Уны на эти письма нашла отражение в неоконченном романе Трумэна Капоте «Услышанные молитвы». В нем, в частности, Капоте приводит известное ему по слухам высказывание Кэрол Маркус о том, что «в этих любовных не то письмах, не то эссе очень много нежности, даже больше, чем у Господа. А это как-то слишком чересчур». Впрочем, Сэлинджера мнение Кэрол и Глории не слишком интересовало, поскольку он считал их девицами недалекими.

Тем временем из-за писем Сэлинджера (и собственной ее глупости) у Кэрол Маркус чуть было не разрушилась помолвка. Кэрол была помолвлена с Уильямом Сарояном, одним из любимых писателей Сэлинджера. Сарояна тоже призвали в армию, и единственной формой отношений, которые могла поддерживать с ним Кэрол, была переписка. Переписываться со знаменитым писателем ей было непросто. Но она скоро нашла выход: «Я сказала Уне, что боюсь, как бы Билл не решил по моим письмам, что я полная идиотка, и не передумал на мне жениться. Тогда она предложила выбирать эффектные места из писем, которые ей писал Джерри, чтобы я могла их вставлять, как мои собственные, в письма к Биллу»'. Когда им удалось наконец встретиться, Сароян обескуражил Кэрол заявлением, что не уверен, стоит ли им жениться: уж больно Много было в ее письмах «бойкой пошлятины». Но тут Кэрол искренне повинилась в плагиате, получила прощение и в феврале 1943 года вышла за Уильяма Сарояна.

Сэлинджер хотел поскорее напомнить о себе публике. Поэтому один из рассказов, над которыми он работал в Бейн-Приджс, представлял собой смесь уже однажды испытанных приемов — они должны были наверняка прийтись ко двору в «Кольере», оплоте того самого дурного вкуса, на засилье которою он еще недавно так горько сетовал. Его расчет оправдался: 12 декабря 1942 года журнал «Кольере» поместил на своих страницах рассказ «Неофициальный рапорт об одном пехотинце».

«Неофициальный рапорт» — вещь откровенно коммерческая, скроенная абсолютно по тем же нехитрым лекалам, что и самый до сих пор успешный рассказ Сэлинджера «Виноват, исправлюсь». Неудивительно, что оба рассказа были опубликованы в «Кольере» — Сэлинджер постепенно научился понимать, что какому изданию стоит предлагать. Как и «Виноват, исправлюсь», «Неофициальный рапорт» предсказуемым образом завершается неожиданным финалом в духе О. Генри и также полон патриотизма и любви к армии.

Несмотря на большое сходство, «Виноват, исправлюсь» и «Неофициальный рапорт об одном пехотинце» занимают далеко не равнозначное место в писательской карьере Сэлинджера. Появление первого в июльском номере журнала «Кольере» за 1941 год молодой автор воспринял как свое большое достижение. Эта публикация помогла ему завоевать расположение Уны О’Нил. А «Неофициальный рапорт» сыграл всего лишь проходную роль — заполнил собой промежуток между кратким периодом молчания и созданием более сложных произведений.

В начале 1943 года вдогонку «Неофициальному рапорту об одном пехотинце» Сэлинджер написал несколько рассказов, также рассчитанных на быстрый коммерческий успех. Те, что попроще, он сочинял в расчете на «Кольере», а те, что поизысканнее, предназначал для «Нью-Йоркера». Сэлинджер даже начал втайне подумывать о сотрудничестве с Голливудом — Уна О’Нил в это время как раз жила в Лос-Анджелесе, куда ее увезла мать, Агнес Боултон, в надежде сделать из дочери кинозвезду.

Нетрудно понять, почему в начале 1943 года Сэлинджер писал рассказы с расчетом на глянцевые журналы — они ему легче давались, что было важно при постоянном недостатке свободного времени. Вдобавок в глянце хорошо платили, а в письмах того времени Сэлинджер не раз выражал желание зарабатывать литературным трудом. При всем при том он продолжал понемногу работать и над серьезной прозой.