Георгий Соломон (Исецкий) - Среди красных вождей

К первому я обратился к Ногину, по телефону изложив ему суть дела. Он сразу согласился и сказал мне, чтобы я послал моего инженера лично к нему с запиской и официальной просьбой на бланке, и все будет сделано. Разговор этот происходил в присутствии инженера. Я дал ему записку, и он тотчас же поехал. Явился он ко мне только через четыре дня…

— Ну что, — спросил я его, — все устроено?

— Какой там, — безнадежно махнув рукой, ответил он. — Ничего не устроено.

И он поведал мне свою «льняную одиссею». Ногин принял его очень любезно и сразу же написал свою резолюцию на моей официальной просьбе «исполнить», передать ее своему помощнику, которого тут же вызвал и на словах прибавил: «Сделайте это без задержек». Тот увел инженера к себе. Долго расспрашивал, в чем дело?.. Опять полное сочувствие и направление к следующему по нисходящей иерархии лицу… Там та же история: длинные объяснения и полное сочувствие… Но весь день прошел в этих хождениях по инстанциям.

— Видите, товарищ, теперь поздно, — сказал ему последний сотрудник, до которого он дошел в этот день. — Приходите завтра.

Но завтра пошли все те же мытарства, а кроме того, потребовались какие-то справки, но уже обратно по восходящей лестнице иерархии. Прошел еще день. На третий та же история. Наконец, мой инженер добрался до лица, заведовавшего тем сортом пряжи, который ему был нужен. Опять длинные расспросы: для чего? Подробные объяснения. Дополнительные вопросы. Такие же новые объяснения. Опять наведение дополнительных справок.

Мой инженер выходит из себя.

— Да вот же, товарищ, — говорит он, — ведь вы имеете все резолюции на требовании Наркомвнешторга… Чего же еще?.. Вот резолюция товарища Ногина «исполнить», вот резолюции других сотрудников…

На четвертый день он добрался, наконец, до последней инстанции. Те же вопросы, объяснения, возражения, дополнительные справки по восходящей и нисходящей… Наконец, этот последний сотрудник поднял вопрос: по какому праву Наркомвнешторг требует пряжу? Мой инженер, уже вдребезги измученный, устало объясняет. Ссылается на разрешение Рыкова. Снежный ком снова катится к Ногину. Он занят, будет свободен через два часа. Через два часа Ногин резонно говорит: «Да ведь я же написал резолюцию «исполнить». Какие же еще вопросы? Надо сделать — вот и все». Но последняя инстанция не согласна. По ее мнению, нужно ткать ленты не той ширины, а в несколько раз шире, а потом в бобинах разрезать на ширину, требуемую машиной… Мой инженер возражает ему на это, что резаная лента, пройдя один раз через машину, будет замохряться и будет застревать в машине… Длинный спор. Мой инженер говорит с досадой: «Послушайте, товарищ, ведь все технические условия одобрены уже товарищем Соломоном».

— Мне, товарищ, это не указ… У меня есть свое начальство… я должен справиться у него…

Это был последний разговор, после которого инженер пришел ко мне с докладом… Я разозлился и тотчас же позвонил Ногину. Рассказал ему вкратце все перипетии.

— Что за… (матерная брань). Ведь я же ясно сказал: «исполнить»… Подождите, Георгий Александрович. Я сейчас позову своего помощника и наскипидарю ему левый бок… Вы сами услышите…

Жду и через несколько мгновений снова слышу матерную ругань — это Ногин «скипидарит» своего помощника. В конце концов он мне говорит: «Все сделано — я ему дал «импету»… Посылайте вашего инженера»…

Уверенный, что теперь уже все будет сделано, советую моему инженеру начать хлопоты в Главкраске и в Главбумаге одновременно… И в течение трех недель он скакал по всем этим инстанциям, бросаясь от одной к другой… Между тем я получил официальную на бланке Главлен бумагу за подписью (?!) Ногина же в ответ на мою бумагу, что моя просьба не подлежит удовлетворению…

— Что это?! Виктор Павлович, смеетесь вы, что ли, надо мной? — говорю я ему по телефону. Передаю содержание бумаги.

— Не может быть, — отвечает он тоном искреннего удивления. — Вы уверены, что бумага подписана мною?

— Да как же не уверен… Вот она передо мной лежит, и ясно подписано «В. Ногин»…

— Не может быть, — сопровождая свои слова руганью, говорит Ногин. — Это значит, что они мне подсунули… я и подписал… Эти сволочи просто не хотят, чтобы вы исполнили эту работу… Вот я их!!

Снова «скипидар», который я слышу в телефонную трубку, уверения, что теперь все в порядке, пусть мой инженер приезжает за пряжей… Снова те же мытарства… Одновременно длинная переписка с Главбумагой, которой-де самой нужны запасы макулатуры, указанные моим инженером, и пр. и пр. А между тем эта макулатура, сваленная на каком-то дворе без призора, гниет под дождем… Такие же ответы от Главкраски… Около двух месяцев прошло, и я так ничего и не добился… Впрочем, нет, добился: через два месяца после начала «этого дела» мой инженер неожиданно по доносу Главбумаги был арестован по обвинению в намерении спекулировать с макулатурой… Пришлось хлопотать о вызволении его…

Тем дело и кончилось.

Зимою, если не ошибаюсь, в январе 1920 года, между советской Россий и Эстонией начались мирные переговоры. Начал их Красин, передавший затем председательствование в советской делегации А. А. Иоффе. Кроме Иоффе, в делегацию входили Гуковский и Берзин. Мир был заключен, и немедленно же в Эстонию был назначен в качестве торгового агента Исидор Эммануилович Гуковский, личность весьма «историческая». Это был старый партийный работник, оказавший, как говорили, во времена подполья много услуг революции. Всеобщий отзыв о нем был как о человеке весьма честном. Он был близким другом нынешнего диктатора Сталина, тянувшего его и стоявшего за него горой. Известно, что Сталин лично в денежном отношении честный человек. По его протекции Гуковский был одно время народным комиссаром финансов. Однако вскоре его полная неспособность к этой ответственной роли стала ясна всем, и он был смещен. Затем его назначили членом коллегии Рабоче-крестьянской инспекции (т. е. Государственного контроля), во главе которой стоял Сталин, мало интересовавшийся этим делом и всецело ушедший в военное дело. Он все время находился при Троцком, не Бог весть каком храбром «фельдмаршале», которого он, человек храбрый и мужественный, в сущности, и заменял, и толкал, предоставляя ему все лавры и позы главнокомандующего.

Мне пришлось впервые познакомиться с Гуковским именно в роли члена коллегии Рабоче-крестьянской инспекции. В этой роли он сразу выказал себя человеком лишенным широты ума, необходимой для государственного деятеля. Он выступил сторонником полного уничтожения таможни и пограничной стражи, как бесполезных в государственном аппарате. Он писал мне грозные и явно нелепые письма (очень длинные и сугубо полемические), в которых и проводил свою идею. Выше мне пришлось упомянуть, что оба эти учреждения ввиду блокады, когда им нечего было делать, были свернуты и что второстепенный персонал был оставлен за штатом, с тем чтобы из оставшихся высококвалифицированных сотрудников, как базы, можно было в случае надобности быстро развернуть эти учреждения в полную меру. А такая надобность, как и показало дальнейшее, должна была наступить при первом же мирном договоре и при первых же шагах на пути возобновления внешних торговых сношений. Кроме того, конечно, как и оказалось на деле, таможенный вопрос должен был играть известную роль при мирных переговорах. Но Гуковский, оперируя истинами вроде того, что при социалистически организованном хозяйстве «нет места ни деньгам, ни пошлинам, ни всяким другим пережиткам капиталистического строя», настаивал на упразднении и упомянутых учреждений. Я возражал, ссылаясь на приведенные выше вкратце аргументы. Тем не менее вопрос об упразднении таможни и пограничной стражи несколько раз ставился на обсуждение Совнаркома, куда меня вызывали для защиты моей точки зрения. Но я все время вел политику обструкционную и не являлся на заседания. У меня осталось в памяти, что вопрос этот 14 раз ставился на повестку и к рассмотрению его ни разу не было приступлено «за неявкой товарища Соломона». Так это дело и дотянулось до начала мирных переговоров с Эстонией, когда, я думаю, даже и недальновидному Гуковскому стало ясно, что при необходимости вступать в сношения с капиталистически организованными государствами нельзя обойтись без таможни и пограничной стражи.