Николай Ващилин - На территории любви Никиты Михалкова

У Михалковых мне запомнилось немало любопытных деталей. Скажем, я долго не мог понять, отчего, когда приносят что то в упаковке, веревочку или ленточку не разрезают, а именно развязывают. Потом оказалось, что так Наталией Петровной заведено.

— Это занятие, развязывание узелков, — говорила она, — развивает терпение.

Новую одежду детям, а потом и внукам, покупали не часто.

— Вещи не должны быть культом, — внушала Кончаловская. Никита, когда у него росли дочки и сын, по примеру мамы не торопился покупать им обновы. И я проникся этим правилом, и мои Тима и Оля с тех пор не были избалованы изобилием. Я был просто влюблен в семью Михалковых — в целом и в каждого в отдельности.

Да, еще Наталия Петровна пекла потрясающие пирожки с капустой из слоеного теста — маленькие, словно пельмешки, вкусноты необыкновенной! Она их делала много, но огромную кастрюлю съедали в один присест, как семечки. Запекала гуся или утку с яблоками, тоже изумительно. Правда, все это лишь по праздникам или когда было свободное время и вдохновение. В остальные дни хозяйничала домработница Верка — живописная тетка лет пятидесяти. Жила в доме чуть ли не с 40-х годов, ее привезли из какой-то деревни. Одевалась она хуже огородного пугала — всё лучшее вешала на него /берегла от птиц урожай/: старое выцветшее тряпье — сарафан или платьишко из прабабушкиного сундука, на ногах — огромные суконные боты.

Входя утром в дом и на кухню, Верка гремела этими ботами под аккомпанемент кастрюль и сковородок, отбивая ритм своего фирменного степа. К этой музыке Михалковы давно привыкли и мирно спали. Просыпаясь лишь тогда, когда она по какой-то причине задерживалась, и в доме воцарялась подозрительная тишина. Неужели Верка позабыла о своих обязанностях, и завтрак отменяется?!

А готовила Верка так, что пальчики оближешь: пельмени, блинчики… Какую баранью ногу она томила в печи! Естественно, продукты привозили хозяева. Сама Верка за пределы Николиной Горы не выезжала — там и жила с мужем, во флигельке на территории усадьбы. Он сторожем сторожил. На кухне было окошечко, как в столовых на раздаче — через него тарелки с едой подавались в гостиную, где накрывали большой круглый стол.

Бывало, Никита утром проснется, зайдет на кухню:

— Верка, что-то салата из помидоров хочется, приготовь!

А ему в ответ:

— А ты, … твою мать, помидоры привез? Не привез, так чего ты хочешь?!

Беззлобно так, по-свойски. Никита не обижался, подскочит, прижмет ее к себе:

— Ладно, не кипятись, завтра все привезу!

Он к ней как к родной тетушке относился, без намека на снобизм и прочую фанаберию. Порой, в дурном настроении она гоняла его:

— Ты ждешь, чтобы я за тобой посуду помыла? Барин! Нет бы самому?! Сейчас Наталии Петровне скажу, что сын бездельник!

— Главная у нас в доме — Верка, — смеялся Михалков, покорно намывая в раковине тарелки.

Я становился свидетелем и других домашних сцен, не таких забавных. Как-то Никита поссорился с соседом по поселку. Уже не помню ни причин, ни имени недруга Михалкова. Запомнилось только, как этот человек с хамском издевкой сказал ему: «Между прочим, мы вчера бухали вашу «кончаловку», ничего так напиток».

Оказалось, мальчишки, старший сын Андрона Егор, и Никитин Степан, тиснули дома бутылку, уж не знаю, каких коврижек им за это сосед пообещал. Каких же «горчичников» выписали им дома!

— Да кто вы после этого — взяли и открыли врагу наши семейные кладовые! Это последнее дело — из дома выносить! — гремел Никита. Сидевший рядом Андрон согласно кивал головой, правда, он был не столь гневлив.

— Знаешь, у меня ведь похожий грех есть, — вдруг признался мне Андрей, когда Никита отошел. — На съемки фильма «Дворянское гнездо» взял у мамы ее фамильные драгоценности. По сценарию, нужны были бриллианты. А я не знал, что в кадре все равно не видно, натуральные или бижутерия — думал, в кино все должно быть по-настоящему. И у меня из гостиничного номера эти бриллианты утащили. Господи, как же стыдно было перед мамой! А она, узнав о пропаже, только и сказала: «Значит, нам надо было за что-то расплатиться этими бриллиантами — судьба просто так не возьмет».

После этого и я покаялся:

— Однажды в наш двор в Ленинграде пришел незнакомый мальчишка. И принес фантики от конфет — яркие, пахнущие шоколадом. Я в свои пять лет подобного волшебства в глаза не видел, и жадно их нюхал, впитывая аромат. «Хочешь, давай меняться?» — вдруг спросил хозяин богатства. «У меня дома есть мамины ордена, возьмешь?» — сказал я без всякой надежды: какой дурак поменяет такие прекрасные фантики на железки?! «Ладно, так уж и быть», — согласился он. И потом я весь день нюхал и облизывал свое приобретение. А вечером никак не мог понять, почему мама рыдает в уголке нашей каморки. Эта история — моя боль, до сих пор.

Андрон сочувственно закивал. И это был удивительный момент единения. С Никитой я мог шутить, а вот так открыть душу вряд ли.

Сергей Владимирович Михалков, в доме на Николиной горе появлялся редко. Он не любил загородную жизнь, предпочитал городскую квартиру. Не буду рассказывать, каким он мне показался. У Никиты есть фильм «Папа», вот там поэт и автор гимна такой, какой есть, без прикрас.

Мне особенно запомнилось, как Никита в кадре спрашивает отца, изменял ли он маме. И тот честно отвечает: «Да, но она настолько добрая, что прощала». Потом сын задает вопрос: а как ты относишься сейчас к своим знакомым девушкам, которых когда-то, так сказать, щипал за ножки? «Что ты, я не могу на них смотреть — старухи», — с ноткой превосходства ответствует Сергей Владимирович, которому самому тогда было за 80.

Никита чем дальше, тем больше напоминает мне своего отца. Как минимум — внешне. А у его жены Татьяны в глазах я читаю какое-то смиренное достойное спокойствие, как у Наталии Петровны.

От Никиты знаю, что в Москву она приехала из Воронежа, поступила в Институт иностранных языков, что в 70-е для девочки из провинции было не меньшим чудом, нежели сейчас. В свободное от учебы время подрабатывала в Доме моделей. Адский труд. Прежде чем разок прошагать царицей по подиуму, надо выдержать десятки каждодневных, многочасовых примерок. Но Таня была исполнительной, послушной. Этими качествами и покорила Никиту. Он не раз, смеясь, рассказывал историю, как едва познакомившись, пригласил ее поужинать в Дом Кино. Там спросил, что она будет пить и есть, а Татьяна тоном комсомолки и отличницы ответила: «Первое, второе и третье». «Я сразу решил, что она будет моей женой», — вспоминал Никита.

Таня по-настоящему любит мужа. Дом и семья для нее — смысл жизни. Она рядом с мужем в горе и радости, и это не пустые слова. Не всегда Никите светило солнце и дул попутный ветер в парусиновые штаны — хватало и горьких дней, и месяцев, и даже лет. Никогда не видел, чтобы жена пилила его или на жизнь роптала.