Женевьева Табуи - 20 лет дипломатической борьбы

А в центре этого огромного стола возвышался гигантский макет королевского дворца из нуги. Над дворцом было водружено белое марципановое знамя, на складках которого алела надпись из красного сахара: Si vis pacem, para pacem. [13]

Внутренняя часть этого шедевра кулинарного искусства была ярко освещена электричеством, и там находились маленькие фигурки из нуги, изображающие их величества и их высочества.

Вот тогда я и заметила, каким гурманом был принц-консорт. Впрочем, его непомерный аппетит оказался впоследствии причиной его смерти! В самом деле, наступил день, когда он не мог уже больше откладывать курс лечения от ожирения. Он отправился лечиться в Бад-Хаштейн, где самые тучные в несколько дней превращались в сильфов. Так было и с ним, но спустя некоторое время после этого, осенью 1933 года, он все-таки умер. Когда зачитывалось его завещание, гаагский двор был весьма удивлен его последней волей: «Я ненавижу черное, – указывалось в документе, – поэтому я хочу, чтобы и двор и страна носили по мне траур белого цвета».

В конце работы Гаагской конференции ее председатель, которым является глава Совета министров Бельгии Жаспар, и его жена дают бал от имени всех делегаций в «Отель дез Энд», чтобы отблагодарить их величества и голландское правительство за все устроенные ими приемы и различные празднества. Согласно дипломатическому протоколу приглашать коронованных особ не разрешается. Но зато можно пригласить принца-консорта.

Именно он и открывает бал уланской кадрилью на мотивы из оперы «Кармен». После кадрили я была удостоена чести танцевать с принцем-консортом, который был особенно любезен и непрестанно смеялся в течение всего вальса. Не обладая свойственной ему способностью сохранять равновесие, я прилагала все усилия, чтобы не упасть, когда он во время танца вертел меня, как волчок.

К концу вечера дамам были вручены шелковые платочки, отделанные брюссельскими кружевами. И я как сейчас вижу Андре Тардье, который с высоты лестницы «Отель дез Энд» смотрит на все это празднество одновременно и величественно, и по-мальчишески! Заметив, что я, хотя и крайне неохотно, собираюсь последовать примеру почтенных вдовушек, которые, отходя от принца-консорта, склонялись в церемонном реверансе, Тардье восклицает достаточно громко, чтобы я могла его слышать и что еще больше смущает меня: «Здесь не так, как во Франции, здесь смешное не смертельно!»

Через несколько дней конференция заканчивает свою работу. Чувствуется, что у немцев укрепилось намерение использовать свои финансовые затруднения для проведения «политики протеста». Что касается способов применения плана Юнга, относительно которых в конце концов пришли к согласию, они представляют собой весьма посредственный результат. «Все, чего мы достигли, – саркастически заявляет Тардье журналистам, когда экспресс «Северная звезда» останавливается на Парижском вокзале, – это согласия о разногласиях».

Но этот месяц – январь 1930 года – очень богат событиями в международной дипломатической жизни. Сорок восемь часов спустя после окончания Гаагской конференции в Лондоне 21 января, в самый туманный день этого века, открывается Морская конференция, созванная по требованию Англии, Америки и Японии. Все три державы желают установить границы своего морского строительства.

Лондон, Вашингтон и Токио хотели бы, чтобы Франция согласилась с итальянским требованием установления «паритета» на Средиземном море. Итак, для нас прежде всего речь идет о конференции по «защите» нашего флота, ибо для Франции всегда встает одна и та же проблема: «не имея гарантий безопасности, Франция сохраняет свои вооруженные силы».

В день открытия конференции стоит такой густой туман, что даже в большой галерее палаты лордов Андре Тардье с трудом может рассмотреть перед собой огромную картину, изображающую Нельсона во время Трафальгарской битвы. Французские делегаты видят, также как бы «в тумане», четырех других глав делегаций: Рамзея Макдональда, Стимсона – от Америки, Вакацуки – от Японии и Дино Гранди – от Италии. Каждый по очереди излагает точку зрения своего правительства.

В анналах дипломатической истории эта конференция, длившаяся восемьдесят семь с половиной дней, отмечена как самая скучная из всех конференций ХХ века.

Никаких публичных заседаний. Все переговоры происходят только между пятью главами делегаций. Некоторые сведения о ходе переговоров становятся известны лишь вечером, когда Бриан, Тардье или адмирал Дарлан принимают представителей печати.

Очень обеспокоенные в начале конференции французские адмиралы приобретают все более довольный вид по мере ее дальнейшего развития.

Вечером 20 марта некий американский журналист, который полагает, что на конференции слишком редки сенсации, спрашивает у адмирала Дарлана: «Admiral, look here, [14]когда же наконец эта конференция сдвинется с места?»

Дарлан отвечает в том же духе:

«Она двигается великолепно. Как же вы надеетесь на изменение в дальнейшем характера этой конференции, если учесть, что работа ее в известной мере направляется моряками? Мы совсем не склонны к самоубийству. Поверьте мне, молодой человек, когда какое-либо правительство захочет ликвидировать часть флота, то будет предпочтительнее поручить эту операцию политическим деятелям. Так будет надежнее!»

Бриан, который болен, совсем не выходит из своей комнаты, куда по вечерам его верный слуга. Эмиль приносит ему на обед только стакан молока и свежее яблоко. Облачившись в мягкий бумазейный халат табачного цвета в розовую полоску, Бриан преисполнен грусти. Что касается Эмиля, то он очень скучает в Лондоне. Поэтому он как можно раньше укладывает своего патрона в постель. Затем, чтобы быть уверенным, что Аристид Бриан не подвергнется никакой опасности, он запирает на два оборота ключа двери номера в отеле «Карлтон» и с ключом в кармане направляется в кино. Однажды вечером Андре Тардье и адмирал Дарлан, когда их спор с Макдональдом относительно содержания коммюнике достиг наивысшего напряжения, пожелали, чтобы Бриан в качестве арбитра решил исход этого франко-английского сражения. Но войти к Бриану оказалось невозможно. С целью как можно лучше обеспечить безопасность министра иностранных дел Франции администрация отеля приказала поставить в его номере дополнительно специальный замок. Пришлось спешно послать французских и английских полицейских во все близлежащие кинотеатры, чтобы найти Эмиля. Но как раз именно в этот вечер Эмиль не был в кино, так как он нашел себе хорошую компанию и отправился гулять по набережной Темзы. В конце концов, чтобы дать возможность Макдональду и Андре Тардье решить их спор, слесарь отеля «Карлтон» вынужден был взломать замок.