Женевьева Табуи - 20 лет дипломатической борьбы

Ходит слух, что Жорж Боннэ собирается покинуть Кэ д’Орсэ. В парламенте делегация левых высказывается за проведение твердой политики.

Двадцать второе сентября, полночь. Годесберг-на-Рейне.

Невиль Чемберлен прибывает из Лондона. Он в высшей степени обеспокоен. Нужно заставить Гитлера принять франко-английское предложение, выдвинутое Парижем, Лондоном и Прагой взамен гитлеровского плана, согласно которому германские армии уже сейчас оккупировали бы почти всю страну.

– Так дело не пойдет, – рычит Гитлер. – Я требую немедленной военной оккупации всех территорий, право на обладание которыми за мной признано.

Потрясенный Невиль Чемберлен задает вопрос:

– Но какого числа должна быть произведена эвакуация чехов с судетских территорий?

– Эвакуация должна начаться двадцать шестого сентября в восемь часов утра и закончиться двадцать восьмого, – отвечает Гитлер.

– Но это диктат! – восклицает Чемберлен.

– Нет, – отвечает Гитлер, – это меморандум!

Затем, одумавшись, он добавляет:

– Ну уж ладно, вы будете единственным человеком, которому я когда-либо делал уступку… Я предоставляю Чехословакии сорок восемь часов сверх назначенного срока…

Лондон, 28 сентября. Чемберлен заявляет при выходе из самолета:

– Я все-таки не могу сказать, что положение безнадежно, поскольку чехословацкому правительству переданы новые предложения.

Но тем временем английский посол в Берлине Невиль Гендерсон телеграфировал в Форин офис из Берлина: «Лично Гитлер готов пойти на риск войны с Великобританией».

Берлин, 22 часа 30 минут. Внимание всей Германии приковано к вермахту, который готовится к нападению.

В окрестностях Мюнхена происходят передвижения значительных войсковых частей в направлении зальцбургской автострады. От мюнхенского вокзала почти беспрерывно отходят эшелоны.

Прага, 23 сентября, Градчаны.

Президент Бенеш говорит французскому послу Лакруа:

– Мы намерены объявить декрет о всеобщей мобилизации, поскольку германские войска сосредоточиваются на наших границах.

Прага, 23 сентября, 10 часов 30 минут вечера.

Патетический призыв президента Бенеша к населению Чехословакии:

«Наступил час, когда каждый должен отдать все свои силы на службу родине».

В Париже в 11 часов вечера. Небольшие объявления, напечатанные на белой бумаге, вывешены во всех мэриях. Они призывают под знамена один миллион человек.

– Франция должна ответить на принятые Германией военные меры, – говорит Даладье.

Париж, 26 сентября, форт Шатийон, 15 часов.

Унылый осенний дождь.

Перед высокими железными дверями форта молча стоят в очереди люди всех профессий с маленькими свертками в руках, ожидая, когда они смогут попрощаться с мобилизованными молодыми людьми, которые пока еще не отправились к месту своего назначения.

Всеобщая подавленность. Долгое ожидание.

Справа на авеню де Шатийон привлекают взор большие желтые и красные плакаты: «Французы, вас обманули!» А рядом: «Довольно шантажировать патриотизмом!»

Справа от двери какой-то продавец газет соорудил из сдвинутых ящиков широкий прилавок, над которым он водрузил два зонтика.

Газетные заголовки видны издали: «Долой войну!» – пишет во всю полосу «Аксьон франсэз», а чуть пониже: «Французы не хотят сражаться ни за евреев, ни за русских, ни за пражских франкмасонов». Тут же рядом газета «Эвр», во весь лист которой напечатан призыв: «Обеспечим же мир, пока нет войны!» Ниже, в газете «Жур», виден заголовок: «Неужели собираются воевать из-за процедурного вопроса?» Немного далее привлекают внимание цветные заголовки провинциальных газет. В «Эклер де Нис» ультрамариновыми огромными буквами набрана фраза: «Все чехи и словаки мира вместе взятые не стоят жизни одного французского солдата!»

Кто-то произносит:

– Со вчерашнего дня обстановка еще более осложнилась! Но, к счастью, наши министры в Лондоне!

Наконец железные двери приоткрываются. Родные и друзья один за другим проходят в форт.

Там настоящая суматоха. Полное отсутствие дисциплины. Ошеломленные офицеры смотрят, но не осмеливаются командовать.

Однако часом позже на Восточном вокзале обстановка совершенно другая. Масса знамен…

Автомобилям приказано останавливаться в некотором отдалении от вокзала, и поэтому на прилегающих к нему улицах – тишина.

Прибывают призывники, одетые в большинстве в голубые мундиры. Рядом с ними плачущие жены и громко кричащие дети.

Чувство большого достоинства преобладает при этих душераздирающих сценах расставания: «Рано или поздно, но надо покончить с Гитлером!.. Итак, черт возьми, сегодня мы отправляемся»… – кричат мужчины женщинам, которые в слезах остаются на перроне. И поезда с солдатами трогаются один за другим под чередующееся пение «Интернационала» и «Марсельезы».

Восемь часов вечера. Кэ д’Орсэ. В салоне послов много народа.

– Что же произошло во время двух только что проведенных в Лондоне совещаний, в которых участвовали Даладье, Боннэ и генерал Гамелен? Есть ли еще надежда на мир? – с беспокойством спрашивают друг друга депутаты и журналисты.

В 8 часов вечера появляется в состоянии крайнего возбуждения министр внутренних дел Альбер Сарро. Заметив атташе Боннэ, он спешит к нему:

– Я телеграфировал вашему министру, когда он был в Лондоне, дабы сообщить ему, что мы не имеем противогазов для раздачи парижскому населению. Я уведомил его о необходимости немедленно раздобыть миллион противогазов в Англии. Не знаете ли вы, каков результат?

– Но в Лондоне противогазов нет даже для лондонцев, – заявляет Луи Марэн, недавно прибывший из английской столицы.

Ожидание затягивается.

Наконец прибывает бледный и осунувшийся Жорж Боннэ.

– Война кажется неизбежной, – быстро говорит он журналистам, которые хотели задать ему ряд вопросов.

Сопровождающий его английский посол Эрик Фиппс проходит вместе с ним в его кабинет. В этот момент видно было, как Жорж Боннэ передал своему английскому коллеге документ, после чего англичанин тотчас же удалился.

Меморандум Боннэ довольно пространен. Его последний параграф гласит:

«Франция находится на грани войны, и в связи с этим вы, конечно, сочтете законной просьбу французского правительства к английскому правительству уточнить свою позицию по некоторым пунктам и прежде всего по вопросу о том, готово ли английское правительство объявить всеобщую мобилизацию в случае, если разразится война в результате предоставления Францией помощи Чехословакии, подвергшейся нападению со стороны Германии».