Михаил Кольцов - Испанский дневник

Двадцать пять километров друг от друга – и какая громадная разница между двумя деревнями!

В Эль Тобосо – еле прикрытая враждебность, саботаж республики и ее освободительной войны, демонстративная, напоказ, нищета во всегда богатой деревне, припрятывание и спекуляция продуктами, эксплуатация батраков и бедных крестьян под лживой левацкой формой коллектива, которая при известных условиях может оказаться просто временной опекой земли помещиков в ожидании их прихода.

В Дон Фадрике – активная, самоотверженная борьба крестьянства против фашизма, Активная помощь рабочим, мелкой буржуазии антифашистского города, свободная торговля крестьян продуктами своего труда, принявшая характер содействия демократическому государству нового типа.

Откуда такая разница? Можно ли приписать это только тому, что Тобосо деревня кулацкая, а Дон Фадрике – бедняцкая?

Мне кажется, что не в этом только дело. В Дон Фадрике есть заметная прослойка богатых и зажиточных крестьян с хозяйствами по пятнадцать, и по тридцать, и даже до сорока гектаров, с пятью-шестью мулами и пятью коровами в каждом, с наемным трудом и большими товарными запасами. С двумя такими хозяевами я подсчитал их основной капитал и досчитался с каждым больше чем до пятидесяти тысяч песет. Но эти и все средние крестьяне целиком на стороне правительства Народного фронта, посылают ему пшеницу, картофель и сыновей в окопы. А в Тобосо есть много батраков, которые пока, по существу, не организованы и лишь переменили хозяина – вместо помещика имеют над собой комитет, и даже не комитет, а «технического руководителя».

Большую роль здесь сыграла разница в работе политических партий.

В Дон Фадрике социалисты, коммунисты, республиканцы издавна и особенно в последнее время были активны и деятельны. Они разъяснили крестьянству его интересы, научили охранять свои права от посягательств фашистских помещиков и в той же мере от безответственных экспериментов всякого рода левацких авантюристов. В результате крестьяне знают, что может им дать демократическая республика, чего они от республики могут требовать, знают, что у них может отнять Франко и почему следует с ним бороться.

В Тобосо комитет Народного фронта – ширма для приезжих. Вся жизнь деревни затиснута в узко-синдикальные рамки, а политическую работу вокруг закрытой церкви по темным, тихим домам ведут все те же уцелевшие фашисты. Тобосо и Дон Фадрике – это два полюса, две крайности состояния сегодняшней испанской деревни. Между этими полюсами располагаются все разновидности и оттенки ее сложной, взбудораженной и глубоко потрясенной жизни.

Еще в Мадриде министр земледелия Висенте Урибе показывал мне целый толстый том, написанный на машинке, – синоптические таблицы бесчисленных форм и сочетаний, в которых сейчас идет использование огромных земель мятежников, конфискованных народом. Тут и государственное хозяйство, и общинное, и профсоюзное, и коллективное, и индивидуальное, тут и все виды кооперации – торговой, кредитной, производственной и т. п. Тут и интегральные анархистские коммуны с полным обобществлением всего, вплоть до носильного белья и изъятия денег с заменой таковых бонами, нарезанными из папиросных этикеток. Отрегулировать и даже разобраться во всем этом пока, в разгар гражданской войны, очень трудно. Правительство поступает правильно, кредитуя и поддерживая сейчас все формы – индивидуальные, коллективные – сельского хозяйства по одному только признаку: их продуктивности. Обработать, засеять, убрать все поля – вот первое и основное требование, которое предъявляет правительство к деревне.

Иначе нельзя. Продовольственный резерв может решить судьбу войны и всего демократического режима. И можно от души порадоваться – во всей республиканской Испании не увидишь ни одного невспаханного, незасеянного клочка удобной земли. Даже на самой линии фронта, под артиллерийским огнем, под бомбами самолетов, крестьянин спокойно выполнил свой гражданский долг.

Остальное, прочее зависит от политических партий. Плоды их работы, хорошей или плохой, слабой, сильной или никакой, полезной или вредной, можно наглядно видеть в каждом селе, на каждом хуторе, в каждом крестьянском доме.

Там, где партии занялись деревней, там, где оберегали порядок, законность и интересы ее жителей, там, где крепили антифашистский союз с городом, – там крестьянство показало удивительные образцы героизма и самопожертвования, создавало партийные отряды, размещало у себя городских беженцев и с подлинно испанским благородством делится с ними всем, что имеет. Там, где политическая работа сводилась к администрированию, реквизициям и расклейке плакатов, – там люди хмуро отсиживаются по домам, выжидая, куда повернутся дела. Люди неплохие, люди часто замечательные, могущие помочь республике и борьбой, и трудом.

Гостеприимные хозяева не хотят отпускать из Дон Фадрике. Они водят по деревне – нас сопровождает уже толпа человек в сорок. И все показывают и все рассказывают. Вот здесь была баррикада против жандармов Хиля Роблеса, вот здесь пал в бою Анхель Кабрера, чудесный парень, кузнец. А в этот дом надо обязательно зайти – у этого крестьянина вчера родился сын и назван Хосе, в честь Хосе Диаса. Вот в этом доме днем ничего нет, а вечером курсы для неграмотных, под руководством одной сеньоры, республиканки. Как жаль, что она уехала утром в Кинтанар, разминулись.

– Вечером тихо у вас тут? Скучно?

– А вы оставайтесь, проведите вечер в Дон Фадрике, посмотрите, как мы живем. У нас два народных дома, кино, танцевальный зал, своя труппа, множество кружков, читальня, вечерние добровольные женские мастерские белья для бойцов и раненых.

В этом глухом углу люди пересмотрели лучшие мировые и почти все большие советские фильмы. Почему-то особенно понравился им «Голубой экспресс». Они выписывают его в четвертый раз.

Главная гордость Дон Фадрике – это старый народный дом, тот самый, из-за которого деревня дралась с двумя батальонами. Его строили еще при монархии, строили всей деревней; мужчины и женщины приносили по камню, по бревну, по оконному стеклу. Мы осматриваем это небольшое, барачного вида здание, холодное, с рядами деревянных скамей. Есть другой, новый, нарядный дом, в здании бывшего помещичьего клуба, очень богатом, уютном, с мягкой мебелью и всеми удобствами, какие только могли придумать провинциальные сеньоры. Но все политические собрания по-прежнему проходят в старом доме.

– Почему?

– А у нас старый дом считается почетней.

Донфадриковцы посмеиваются:

– Не забудьте, мы все-таки Дон-Кихоты, как-никак.

Они считают себя Дон-Кихотами, хотя по происхождению, по крови, по сословию приходятся потомками крестьянина Санчо Пансы.