Михаил Кольцов - Испанский дневник

– Да, мадам, я знаю, «Эйр-Спид» отличный самолет.

Я вздохнул.

– Вы хотите сказать, что слишком долго дожидаться?

– Вы читаете мои мысли, мадам!

– Что же делать?

– А «Локхид» с пилотом Лапортом?

– Это очень рискованно. Ведь лететь надо морем, берег почти до самого Бильбао занят мятежниками. Это старая машина, да и Лапорт, не знаю, согласится ли. Бедный Гали, он так храбро летал по этой линии! Фашисты несколько раз предупреждали, что подстрелят его. Негодяи, они добились своего!

– Не переговорить ли мне с вашим Лапортом?

– О нет! Он вас не знает, он вам не доверится. Я поговорю сама. Может быть, он сделает хотя бы один рейс, пока не прибудет «Эйр-Спид». Конечно, я ему предложу другие условия – те же, на которых летал Гали. Он должен согласиться. Компания в трудном положении, он обязан выручить, заменить раненого товарища. Сверх условий Гали его можно еще премировать, Лишь бы он полетел. Конечно, это зависит от храбрости. Подстрелив Гали, они предупреждают всех прочих. Но мы еще посмотрим! В отсутствие мужа я здесь директор, Лапорт обязан меня слушать!

Сейчас она была особенно мила. Не больше двадцати пяти лет на вид. Ей и не к лицу быть моложе.

– Бедные баски, у меня накопилось столько почты! Медикаменты, марля для госпиталей – все лежит, дожидается отправки, очереди. Раненые в Бильбао ждут. Я заставлю Лапорта лететь!

– Мадам, это прекрасно, все то, что вы говорите.

– Приходите вечером, к семи часам. Если будут новости до этого, я пошлю шофера за вами в отель.

– Мадам, вы настоящая француженка!

– О…

Я хотел добавить еще многое, но в дверях показался благородный отец из астраханского городского театра. Теперь все его внимание было обращено именно в мою сторону. Он простер обе руки, одну – с тростью и перчатками, другую – с черной шляпой.

– Мсье, я уже искал вас в отеле! Инстинкт и профессиональный опыт направили меня сюда. Поздравляю вас со счастливым спасением!

Он был безупречен, минус перхоть на воротнике черного жакета.

– Мсье имеет в виду меня?

– Да, да, мсье, конечно, вас, именно вас! И кого же другого? Как представитель агентства Гавас, я рад случаю поздравить уважаемого коллегу с избавлением от огромной опасности и, быть может, смерти. Поистине рука судьбы заставила вас опоздать вчера на один час к отлету аэроплана, ныне сбитого при столь трагических обстоятельствах. Я думаю, что небольшое интервью о впечатлениях, пережитых вами…

– Я ничего не переживал. Я никуда не улетал. Вы ошиблись, мсье. У меня нет никаких впечатлений.

– Мсье, вы слишком скромны. Это делает вам честь, но не избавляет меня, старого байоннского журналиста, от приятной необходимости запечатлеть на бумаге мысли и чувства, возникшие у иноземного коллеги в драматический момент, когда он…

– Простите, но я очень спешу. До свидания, мадам, мсье!

Бегство вышло, может быть, даже слишком поспешным. Но оно пошло на пользу всем. И «Пиренейскому воздуху», и мне, и самому благородному отцу. Воображаю, какой нагоняй получил бы старик от своего начальства, если передал бы по телеграфу мои мысли и чувства по поводу нападения фашистов на французский гражданский самолет!

Мадам оказалась настоящим молодцом. Она нашла механиков и рабочих, которые просмотрели «Локхид» и подвинтили в нем гайки, она разыскала Лапорта и убедила его сделать один рейс – в Бильбао и обратно. Не знаю, чем она его околдовала, – может быть, пятью тысячами франков премии. Впрочем, Лапорт сказал, что он летит не ради денег – никакими деньгами не оплатишь опасность, которой он подвергается. Он полетит потому, что он француз и ему ничего не страшно. Поскольку фашисты подбили его товарища по работе, он принципиально и в интересах фирмы «Пиренейский воздух» заменит его на посту. В самолете полечу я и марля. Двадцать кип марли по восемь кило, да я – шестьдесят пять кило, да ящик с медикаментами – двадцать кило, да мой чемодан – двенадцать кило – итого двести пятьдесят семь кило.

Мадам сказала, заедет за мной лично, без шофера, в три часа утра в отель. Оттуда мы заедем за финляндским офицером, представителем комитета по невмешательству, оттуда на аэродром. Вылетать надо не позже пяти часов утра, пока спит начальник аэродрома. Не дай бог, если он узнает об отлете хотя бы за полчаса!

– Разве мы делаем что-нибудь противозаконное? Разве «Пиренейский воздух» нелегальная организация?

– О, мсье! Не в этом дело! Начальник аэродрома фашист, член лиги «Боевых крестов» Формально он не может нам препятствовать, потому что наша компания всюду зарегистрирована и имеет патент. Но он вредит и портит как может. Все рабочие аэродрома на нашей стороне, они сочувствуют республиканской Испании и помогают нам. Они точно установили, что Гали погубил начальник аэродрома. Он живет при аэродроме, и каждый раз, когда самолет нашей линии стартовал с курсом на Бильбао, служанка начальника бегала а аэродромный буфет, оттуда из кабинки звонила в Биарриц, на виллу «Фрегат» – местожительство испанского графа де лос Андес. Там есть радиопередатчик, фашисты вызывали истребителей навстречу нашей машине. Несколько раз удавалось с ними разминуться, а вот третьего дня сигнализация удалась. Мерзавец, предатель, убийца французских летчиков – и это называется француз!.. На аэродроме находится так называемый «Баскский аэроклуб», по сути дела военная летная школа испанских фашистов. Но я думаю, на этот раз вы проскочите. Этот прохвост думает, что: мы напуганы и не стажем пока летать на Бильбао. Ремонт «Локхида» мы объяснили его отлетом в Париж. При старте будут присутствовать только двое рабочих. Вы полетите без бортмеханика. Конечно, он может проснуться от шума мотора, но тогда уже будет поздно. Он не рискнет послать служанку среди ночи звонить по телефону, да и буфет закрыт.

– Наивный вопрос: разве он не может позвонить просто из своей квартиры?

– У него только добавочный телефон. Телефонистка за Народный фронт, а ночью по коммутатору соединяет дежурный механик. Мы ведь все-таки в провинции, мсье.

– Хитро. Ну, еще один, последний вопрос. Представитель комитета по невмешательству – он будет знать?

– Он уже знает. Я предупредила, что мы ночью заедем за ним. Нельзя же к нему ломиться без предупреждения. Но нет… я не думаю! Он ведь нейтрален. Он ведь офицер финляндской армии.

– Финляндской?

– Да, финляндской.

Я вздохнул еле слышно.

– Вам все-таки кажется, что…

– Вы читаете мои мысли, мадам!

Остаток дня провел как праздный турист. Осмотрел музей французских басков и музей художника Бонна, местного уроженца. Молодец художник! Богатый человек, он построил прекрасное здание, накупил картин лучших мастеров, подарил все это своим землякам… Среди картин лучших мастеров он повесил и свои собственные, очень неважные. Но кто станет обижаться на такую мелочь! Посетители подолгу стоят у полотен лучших мастеров, но поглядывают благосклонно и на полотна Бонна.