Михаил Кольцов - Испанский дневник

«Дорогой Антон Васильевич!

Вот уже три дня, как я с генералом Шинкаренко, капитанами Кривошеиным и Полухиным в Сан-Себастьяне. Как нас приняли? Отменно хорошо и предупредительно во всех отношениях. Те из нас, кто будет сражаться за национальную Испанию, против III Интернационала, а также, иначе говоря, против большевиков, тем самым будут выполнять свой долг перед белой Россией.

Привет дроздовцам и всем членам союза участников войны, а также твоим дорогим дамам.

«Дорогой Антон Васильевич!

Все мы уже зачислены. Чтобы не заполнять письма детальными описаниями нашего положения (что ты можешь узнать от В. В. Щавинского), пишу тебе только одно, что мы все поставлены в положение офицеров-инструкторов, и единственное обстоятельство меня тяготит, что незнание испанского языка не дает мне возможности приносить ту пользу, которую, я чувствую, мог бы принести… Должен сказать, что испанский рабочий класс, так же как во всем мире, отравлен коммунизмом-марксизмом. На это указывают пустеющие здесь заводы и фабрики…

У меня просьба: так как я совсем выдохся в денежном отношении, пришли поддержку, если это тебе возможно сделать. Для писем остался старый адрес: отель «Эспанья». При этом надо написать несколько любезных слов с указанием, для кого».

Бумаги генерала Фока документально подтверждают, что часть белогвардейщины, особенно тесно связанная с германо-итальянскими интервентами, имела свои счеты с исчезнувшим на днях генералом Миллером.

Любопытно отметить, что парижская печать прямо обвиняет в похищении Миллера генерала Туркула, с которым Фок состоял в переписке.

Белогвардейские звери еще не околели. Как водится у хищников, они ссорятся между собой, не могут поделить подачек, которые им бросают нынешние их хозяева – фашисты. Из-за раздела этих подачек-субсидий от германских и японских штабов и разведок возникают все раздоры, расколы, взаимные интриги и разбойничьи преступления. Деньги и кровь, шпионаж и провокации, убийства и похищения – вот будни зарубежных белогвардейцев, некогда генералов российской императорской армии, ныне юных и усердных «рекете», фалангистов, самураев, штурмовиков, чернорубашечников.

Наша молодежь слушает от отцов рассказы о битвах с царскими слугами, – пусть знает, что и в нынешние дни эти одряхлевшие шакалы еще промышляют себе на жизнь, питаясь объедками от чужих грабежей и кровавых пиров.

На что может пригодиться сбитый на землю, весь обгоревший при падении германский трехмоторный «Юнкерс»?

А вот на что.

Огромные части тела искалеченной, изуродованной птицы сложены аккуратными кучами. Вот разбитая грудная клетка, вот длинные голенастые ноги, вот изогнутые, развороченные крылья, вот почти целый хвост. Вот длинная лестница-трап, по ней летчики-фашисты входили в чрево металлического хищника. Все это изломано, закопчено бензиновой гарью, обесформлено, но в конце концов осталось тем, чем было вначале, – осталось металлом.

Двое парней подъезжают поочередно с моторной тележкой, накладывают на нее порцию «Юнкерсовых» частей и потрохов, везут к электрической печи. И здесь фашистская птица жарится в собственном соку, – иначе говоря, дюралюминий плавится и переплавляется.

Печь стоит посреди заводского двора, кругом снуют рабочие, командуют мастера и дают свои указания инженеры. Печь на литейно-механическом заводе, как и весь завод, работает вовсю. Работает в Мадриде, на окраине столицы, ровно в одном километре от передней линии окопов. Где-то совсем рядом стреляет артиллерия, но никто не оборачивается на грохот пушек, – он напоминает только о том, что армии нужны снаряды и что снаряды с дерева, как оливки, не сорвешь.

Здесь был небольшой, скромный заводик для разного рода водопроводных принадлежностей. Сейчас повсюду понаставлены новые станки, кузнечные молоты, расширены модельная, формовочная, отделочная мастерские. Работа идет оживленно, с напором, с упоением. Работают беспрерывно, в три смены, с работы уходить не хотят и просят разрешения остаться на час-другой, чтобы не оставлять ничего неоконченного.

Старик Пара, ворчливый, сердитый, веселый, управляет здесь. На его замасленной черной блузе нашиты знаки капитана. Это старый рабочий-металлист, беспартийный. Два сына у него на фронте, а сам он вот уже полгода ни разу не уходил домой ночевать. Круглые сутки бродит по цехам и разве совсем уже поздно приляжет на жестком тюфяке в конторе.

Нельзя не восторгаться тем, как в осажденном Мадриде буквально под огнем неприятеля сложилась и окрепла республиканская военная промышленность. Рабочая инициатива, пролетарский энтузиазм сделали прямо чудеса. В Мадриде сейчас работают на полный ход и беспрерывно все уцелевшие от артиллерии и авиации металлообрабатывающие и электротехнические предприятия. Они освоили и осваивают дальше производство десятков видов снаряжения, разных нужнейших для войны механизмов.

У республиканской армии возникла жгучая потребность в больших противовоздушных прожекторах. Теперь об этом уже можно сказать: в начале лета их на всю республику было ровно двенадцать штук! Машина эта очень дорогая, сложная и никогда в Испании не производившаяся. В ней девятьсот четырнадцать различных частей, и в том числе вогнутое зеркало диаметром в полтора метра… После того как в ряде инстанций заказ был признан невыполнимым, мадридцы попросили его себе. Взяли новейший иностранный прожектор, разобрали его чертежи и начали строить прожекторы, крупные и мелкие, здесь, под руководством старика Пара. Делают это они с огромным старанием, до упоения, можно даже сказать – с задором.

Пара торопит молодого рабочего – почему тот не сдал деталь. Парень делает вид, что не слышит, он еще и еще усердствует над маленькой шайбой. Наконец приходит, держа на двух ладонях рядом две детали: заграничную и свою. Своя сделана гораздо чище и точнее – это признает сам ворчливый Пара. Шлифовальщик уходит, лукаво подмигивая глазом. В переводе с испанского на русский это значит: «И мы не лаптем щи хлебаем!»

Чтобы кормить свой завод сырьем, создали специальные бригады для сбора металла. У войны есть большие отходы – заводские ребята бродят по полям боев и в плетеные корзинки собирают использованный металл. Операция под Брунете дала заводам сырья на три недели. Особенно важны сбитые самолеты: это жирная дичь – легкие и цветные металлы… Мадридцы отправили целую экспедицию на Арагон и оттуда потихоньку в двухколесных повозках, на мулах, перетаскивали металлический лом. Излишне говорить о том, что бригады обшаривают свой собственный город.