Нестор Котляревский - Михаил Юрьевич Лермонтов. Личность поэта и его произведения

Вадим «верил в Бога – но также и в дьявола!»

«Ему снилось наяву давно желанное блаженство: свобода; он был дух, отчужденный от всего живущего, дух всемогущий, не желающий, не сожалеющий ни о чем, завладевший прошедшим и будущим, которое представлялось ему пестрой картиной, где он находил много смешного и ничего жалкого. – Его душа расширялась, хотела бы вырваться, обнять всю природу и потом сокрушить ее, – если это было желание безумца, то по крайней мере великого безумца; – что такое величайшее добро и зло? – два конца незримой цепи, которые сходятся, удаляясь друг от друга». «Вадим имел несчастную душу, над которой иногда одна какая-нибудь мысль могла приобрести неограниченную власть. Он должен бы был родиться всемогущим или вовсе не родиться».

И этот гордый дух жил в самом уродливом теле: «он был горбат и кривоног… лицо его было длинно, смугло… широкий лоб его был желт, как лоб ученого, мрачен, как облако, покрывающее солнце в день бури, синяя жила пересекла его неправильные морщины; губы тонкие, бледные, были растягиваемы и сжимаемы каким-то судорожным движением, и в глазах блистала целая будущность…». Уродливой внешности соответствовали отчасти и уродливые чувства: он был влюблен до безумия в свою сестру. Эксцентричностью своих чувств и своей кровожадной злобой Вадим озадачил самого автора и навел его на мысль, ужасную по своему этическому нигилизму: «Люди ко всему привыкают, – пишет Лермонтов, – и если подумаешь, то ужаснешься; как знать? может быть, и чувства святейшие – одна привычка, и если б зло было так же редко, как добро, и последнее наоборот, то наши преступления считались бы величайшими подвигами добродетели человеческой?»

Повесть осталась неоконченной, и мы не знаем, какая участь ожидала Вадима. Но и в этом виде рассказ очень характерен как плод раздумья Лермонтова все над одним и тем же этическим вопросом. Чем и как оправдать вскипающую иногда в груди человека страшную злобу против людей? В ком вина, в человеке ли, который способен ощущать такое злобное чувство, или в людях, способных ангела превратить в демона? Почти всегда Лермонтов переносит вину на ближних и говорит про всех своих героев, что они до столкновения своего с людьми были и добрыми, и любящими, и верующими.

Такая постановка вопроса однако, лишь половинное его решение, так как неизвестным остается главное: в какое же положение должен стать человек к своим ближним, столь виновным перед добром и справедливостью?

Увлекался Лермонтов бесстрастным Демоном, мягкосердечными , протестующими идеалистами типа Волина и Арбенина, людьми, которые не выдержали тяжести вопроса и с собой покончили, и вот понравился ему теперь Вадим – мститель и разрушитель . Но, очевидно, он остался и им недоволен, так как даже не окончил рассказа о его жизни.

В это же время, когда Лермонтов набрасывал своего «Вадима», был им задуман и написан «Измаил-Бей». Это была его первая законченная и отделанная поэма.

Лермонтов очень любил поэму как литературную форму, и в юношеских его тетрадях сохранилось очень много опытов в этом роде.

Литературная цена этих опытов невысокая, но они все-таки представляют большой интерес по темам, которые в них затронуты, и по демоническому духу, каким они пропитаны.

Беглый обзор этих тем будет нелишним.

Есть темы заимствованные, как, например, «Кавказский пленник» (1828) – простой пересказ пушкинского сюжета с той же туманной психологией загадочного человека, который погубил «святые сердца упования» [17].

Есть темы навеянные, как, например, «Корсар» (1828) – история душевных терзаний одного искателя приключений… Он потерял любимого брата и ушел искать смерти в борьбе с турками. Везде с обманутой душой он бродил один, как сирота, не смея ввериться надежде, пока наконец не записался в ряды бойцов за свободу Греции. Он хотел быть в жестоких боях и плыть в морях широких, и стал корсаром. И все он ждал чего-то страшного, грустил, томился и желал. Затем он встретил младую гречанку: что произошло между ними – неизвестно, но с тех пор он омертвел и окаменел для нежных чувств.

Есть темы восточные – отголосок того впечатления, какое произвел Кавказ на Лермонтова. Сюда относятся «Черкесы» (1828) – картинка военного быта на Востоке; «Аул Бастунджи» (1831–1832) – кровавый рассказ о молодом Селиме, который, влюбившись в жену своего брата – Зару, сначала просил брата уступить ее ему и, получив отказ, из любви ее зарезал; и «Каллы» (1831) – также очень кровавый рассказ о некоем Аджи, который по совету муллы вырезал из мести целое семейство, не пощадив даже прелестной молодой дочери своего врага, и так рассвирепел от этой крови, что, возвратясь домой, всадил свой кинжал мулле в сердце.

Некоторые темы – фантастические, как, например, «Азраил» (1829) – легенда об ангеле смерти, который, как Демон, жил «со своими чувствами в борьбе, с душой, страданиями облитой»; он искал любви, мечтал о женщине, которая бы смягчила Творца молитвой. Ему наконец показалось, что он нашел ее, но коварная дева, выслушивая терпеливо его печальную повесть, берегла свое сердце для другого. Этот же ангел появляется и в поэме «Ангел смерти» (1831), но он уже не так легковерен. Он утешает несчастного Зораима, у которого умерла его возлюбленная Ада, и воскрешает ее, приняв ее образ. Но Зораим неблагодарен; он – вместо того, чтобы посвятить свою жизнь этому ангелу, – идет на войну и гибнет. Тогда ангел видит, что люди не стоят любви и сострадания, и из доброго ангела становится злым и за смерть Зораима пылает местью ко всему миру.

Встречаются также и сюжеты легендарные, как, например, поэма «Литвинка» (1830–1831) [18]– повесть об Арсении, который бросил жену и детей ради пленной литвинки Клары. Коварная, она убежала из его замка. Побег ее превратил Арсения в человеконенавистника, «который ненавидит мир, чтоб не любить одно создание». Пылая местью, взялся он за оружие и пошел войной на Литву, и на поле битвы встретился со своей беглянкой; она натравила на него своих поклонников, и Арсений предпочел не отражать ее удара, а встретить с покорностью смерть от руки любимой женщины.

В реальном стиле написана поэма «Джулио» (1830) – путаная история об одном итальянце, обольстившем и покинувшем несчастную Лору. Под гнетом раскаяния странствует он по Европе и в объятиях какой-то Мелины успокаивается; но в ее будуаре опять встречается не то с самой Лорой, не то с ее призраком; затем уже плачет над могилой Лоры и в конце концов спасается от людей во мраке и хладе подземной шахты на дальнем севере.

Наконец, среди этих юношеских опытов есть довольно большая поэма под заглавием «Последний сын вольности». Сюжет взят из эпохи призвания варягов. Варяг-властитель отнял у славян вольность и презрел все их законы и права. Осталась лишь маленькая кучка лиц вокруг влюбленного в Леду Вадима и старика Ингелота [19], которые не хотят подчиниться общей участи; но они обречены на погибель. Над бедной Ледой князь Рюрик совершил насилие, и она умерла. Вадим вызвал Рюрика на единоборство и погиб под его ударом. С ним погиб последний вольный славянин, и славянская страна забыла о молодом витязе [20].