Коллектив авторов - Притяжение Андроникова

Изготавливалось оружие практически в любом селении, но существовали и специализированные центры: Кубачи, Амузги, Казанище и др.; они славились далеко за пределами Кавказа. С другой стороны, большой популярностью на Кавказе пользовались западноевропейские и азиатские клинки. Рукояти и ножны к ним делали кавказские умельцы, при этом отделка их отличалась изяществом и высоким мастерством. Чаще всего это было серебро с гравировкой, чернью и позолотой – наиболее популярный вид отделки оружия в XVIII–XIX веках. Чернью по серебру наносились оригинальные узоры, чаще всего стилизованные растительные орнаменты. По-кубачински они назывались «тутта» и «мархарай», в других местах иначе. Два эти узора были основными. «Мархарай» («заросль») – асимметричный узор, в нем спирали и разводы, густо усаженные завитками, листочками и цветочками различной формы, разбегаются в разные стороны. Узор «тутта», т. е. «ветка», – симметричный. В основе его вертикально вытянутый стебель с отходящими симметрично в обе стороны завитками, листьями и цветами. Промежутки заполнялись мелким рисунком. Эту композицию мог выполнить только очень опытный мастер. Узор описываемой рукояти ятагана восходит к орнаменту «тутта».

Дальше необходимо было по возможности выяснить историю бытования ятагана. Естественным образом, в первую очередь мы попытались разыскать Н. А. Никифорова. К счастью, Николай Алексеевич был жив. В ответ на просьбу сообщить все, что касается описываемого предмета, Н. А. Никифоров (к тому времени уже девяностолетний, ослепший и больной) написал: «Время стерло подробности получения полручки сабли, как мне помнится, серебряной с чернью, изготовленной кавказскими мастерами, возможно, Кубачи. Есть знатоки, которые могут сказать: кем и когда сделана сабля.

Через мои руки, перед глазами и перед памятью прошел не один десяток предметов истории. Едва припоминаю рассказ передававшего или передавшей, что клинок в первые годы революции был выброшен в колодец, а ручка поделена между сестрами, может быть, просто между родственниками. Кто и когда укрепил ее на мрамор? – вспомнить не могу ни при каких обстоятельствах.

Возможно, у Михаила Юрьевича было несколько сабель; вспомните этот период, когда ковры настенные сплошь были увешаны холодным оружием. Это увлечение, возможно, не миновало и Лермонтова. Так что версия о том, что ручка от сабли и сабля, вполне возможно, принадлежали Лермонтову. Человек он был состоятельный и романтик».

Как видим, Н. А. Никифоров называл оружие, которому принадлежала рукоять, саблей.

В лермонтовское время увлечение восточными предметами и в особенности оружием, поскольку военное дело, военная карьера были весьма престижными, действительно являлось массовым.

Описывая кабинет Печорина в Петербурге, М. Ю. Лермонтов в романе «Княгиня Лиговская» пишет: «На полу… разостлан был широкий… ковер, разрисованный пестрыми арабесками, – другой персидский ковер висел на стене… и на нем развешаны были пистолеты, два турецкие ружья, черкесские шашки и кинжалы».

В повести «Кавказец» о русском офицере, едущем в действующую армию на Кавказ, Лермонтов пишет: «Он еще в Петербурге сшил себе ахалук, достал мохнатую шапку и черкесскую плеть на ямщика. Приехав в Ставрополь, он дорого заплатил за дрянной кинжал и первые дни, пока не надоело, не снимал его ни днем, ни ночью».

Едущий на Кавказ «в действующий отряд по казенной надобности» офицер Печорин имеет при себе «шашку в серебряной оправе» и «дагестанский кинжал».

Сослуживец Лермонтова А. И. Цейдлер, командированный «в отдельный Кавказский корпус… для участия в военных действиях против горцев», сразу же по прибытии в Тамань купил у татарина «прекрасную шашку и кинжал».

Лермонтов служил на Кавказе, участвовал в кровопролитных сражениях. Более того, он командовал сотнею «летучих охотников, которые действовали как партизаны, а потому брили головы, одевались по-черкесски и презирали огнестрельное оружие». Говоря его же словами, «он понял вполне нравы и обычаи горцев».

Описывая себя в боевом черкесском наряде, его герой Печорин говорит: «И точно, что касается до этой благородной боевой одежды, я совершенный денди: ни одного галуна лишнего, оружие ценное в простой отделке».

Оружию воин придавал первейшее значение. «Бешмет всегда изорванный, в заплатках, а оружие в серебре», – сказано у Лермонтова в повести «Бэла» о Казбиче. Бывалый кавказец Максим Максимыч с презрением отзывается об осетинах: «Преглупый народ… ничего не умеют… и к оружию никакой охоты нет: порядочного кинжала ни на одном не увидишь».

У лермонтовского «настоящего» кавказца, знающего во всех тонкостях быт горцев, «завелась шашка, настоящая гурда и кинжал – старый базалай».

Как известно, дагестанское оружие считалось на Кавказе лучшим и славилось далеко за пределами Кавказа – в России, Турции, Иране. Интересно, что все хранящееся в Пушкинском доме оружие, принадлежавшее Лермонтову, – дагестанской работы: шашка, кинжал, кавказский пояс. Причем шашка была изготовлена на заказ, на лицевой стороне устья шашки той же чернью, что и растительный орнамент, выполнен герб рода Лермонтовых, а на внутренних срезах выгравировано: «Михаила Лермонтова».

Оружие, изготовленное на заказ, ценилось особенно дорого. М. Ю. Лермонтов знал широко известного тифлисского мастера Геурга Эмарова.

Об этом свидетельствуют его тексты: «…я снял с мертвого кинжал для доказательства… несем его к Геургу. Он говорит, что делал его русскому офицеру»; «В серебряных ножнах блистает мой кинжал, Геурга старого изделье».

В числе прочего упоминает М. Ю. Лермонтов и турецкое оружие.

В русских войсках холодное восточноазиатское оружие стало известно гораздо раньше, чем в западноевропейских странах. Турецкие сабли русские воины носили уже в XVI веке. В Оружейной палате хранится сабля Ф. М. Мстиславского, изготовленная «по турецкому образцу», и турецкого типа сабли, принадлежавшие К.3. Минину и Д. М. Пожарскому.

Распространению турецкого оружия способствовало могущество Османской империи, затем – многочисленные войны со странами Кавказа и Россией. В 1826 году в Турции было расформировано «новое войско», в котором главным оружием янычар был ятаган. Но в качестве неуставного холодного оружия ятаган остался и имелся практически у каждого солдата.

Холодное восточное оружие XVIII и даже первой половины XIX столетия – большая редкость, так как оно было в частом употреблении, изнашивалось. К тому же рукояти, отливаемые двумя составными частями, часто раскалывались на половинки. Сырья было мало, и вышедшее из строя старое оружие перековывалось на новое. Поэтому рукоять ятагана представляет собой историческую, художественную, музейную и коллекционную ценность как редкий предмет рубежа XVIII–XIX веков [26].